Клуб. Мефодий Хмуров

и выглядит не очень.

      А еще личи молчит – как молчит и Филкин. Разве что изредка, появляясь в стенах госпиталя, подойдет к одному из нас – лысый, худой дедок, – и, посмеиваясь, начинает свой убогий перформанс.

      «А в чём шутка–то знаешь? В чём фокус?» – говорит он. Затем показывает три пальца на руке, суёт их под мышку, а обратно достает уже два пальца. Естественно, третий он просто поджимает, рука–то у него вполне нормальная.

      Болван – он болван и есть, пусть вполне безобидный. Лев его обходит, как прокаженного, а я, бывает, перекинусь с Филкиным пару слов, а в ответ – тишина. Только пальцы показывает и хихикает.

      Повадился сюда захаживать этот юродивый еще в том году, когда мы только расположились в госпитале. Видимо, думал, что мы составим ему компанию. Мы бы и были рады, но вот разговор совсем не клеился – фокус с пальцами был забавен только в первые пару раз, а потом начал раздражать.

      Но зла он не держал, ни на кого не бросался, только передвигался по коридору и блаженно улыбался. Как–то так я и пришел к выводу, что Филкин – своеобразная путеводная звезда нашего путешествия, мерило той свободы и безумия, в которое мы погружались все глубже.

      Причин, по которым с Филкином случилось то, что случилось, мы не знали. Родился он таким или произошло с ним что–то необычное – неизвестно. Версии разнились.

      Так, Агата и Агнесса сходились во мнении, что Филкин – продукт психической травмы, либо приобретенной случайно, либо организованной специально. Второе могло произойти, например, в рамках «Махаон»–программирования, для которого свойственно физическое насилие, эксперименты с психоактивными веществами и дальнейшее переписывание основных, базовых контуров психики.

      Не секрет, что программирование не всегда проходит удачно. Итогом этого становится сумасшествие. Чаще всего докторишки определяют таких сумасбродов как страдающих от биполярного расстройства. Ну а далее – понятно, брождение и невнятные фокусы.

      Я же был уверен в том, что Филкин пострадал в первую очередь от опиатов. Как часто бывает, в юности начал нюхать хмурый, а потом бахаться по вене. Вскоре денег на медленный не осталось, а прожженные нейромедиаторы требовали свою порцию джанка. Это, как мне кажется, привело его в аптеку, где коновалы с улыбкой на лице впаривали ему кодеин.

      Тут любой мало–мальски смышленный человек должен был бы обратиться за помощью, но крутой джанки на то и крутой, что ничья помощь ему не нужна, а нужно только ужалиться, а потом еще, и так до тех пор, пока не обнаружишь себя грязным, оборванным упырем, сидящем в полной темноте и тишине в своей арендованной халупе, с одной лишь мыслью в голове – где же достать еще стафф.

      Несмотря на все свое потенциальное могущество, мозг – инструмент достаточно тонкий, и такими извращениями его легко поломать. Что в итоге с Филкиным и случилось.

      Впрочем, все это мысли вслух, никем не проверенные и ничем не подтвержденные. И что бы с ним там ни произошло, сейчас он – невольная часть нашего эксперимента.