Степь 1. Рассвет. Александр Берник

судя потому как напали и как ловко баймак раздербанили, не вслепую делали налёт, а по чьему-то наущению. Слишком уж всё быстро было и слажено. Что артельные мужики, что ватажные перемолоты словно и понять ничего не успели, ни то что отпор дать. А значит, соглядатай впереди у них был, иль кто из своих помогал.

      – Так ты думаешь и к нам заявятся? – вопрошал атаман уже о чём-то сильно задумавшись.

      – Да не ведаю я Нахуша их пакостных дел, но ты уж мужиков-то настропали, как положено, – посоветовал колдун, вставая с полога, – а по поводу облома рогов, ты не горячись. Сам Масаку помнишь. Атаманом он был не хилым, да и мужики у него не хуже нашенских, а их как пацанов сопливых. Они и не пикнули. Ладно, идти надобно народ готовить. Время уходит, требуется поспешать.

      – Ох, ё, – проскрипела Дануха поднимаясь следом с явно испорченным настроением.

      Атаман из своего угла не тронулся. Сидел, отвалившись на стену крепко задумавшись. Толи Масаку вспоминал, толи свои силы прикидывал против неожиданной напасти.

      Вот так впервые по-настоящему узнала Дануха про эту «чёрную нежить». И теперь валяясь на траве у догорающего кута костерила себя на чём свет стоит за то, что тогда не доглядела, недочувствовала она смертельную беду. И чего она как большуха после этого стоит, лишившись всего.

      А ведь тогда на обряде Кормления кольнуло предчувствие, что нежить, вызванная колдуном не просто так бесновалась как никогда. Да отмахнулась от знамения Дануха будто от назойливой мухи, увидев в них лишь собственные глупые, как она тогда посчитала страхи. И тут большуха попыталась припомнить всё что было при кормлении Мороза.

      Дануха-то, как из бани тогда вышла в кут и увидела своих баб, так из головы вся тревога разом и улетучилась, а «пугалки» братца попросту забылись. Бабняк время даром не терял и подготовился к действу честь-почести. Так как маски бабам напяливать устоями строго воспрещалось, то они себе, вместо этого на лицах устраивали витиеватую роспись.

      Распустили волосы, намазали их белой краской, что была замешана на тёртом меле с жиром. От корней до кончиков на всю длину у кого до какой обрезаны. Этой же мазнёй друг дружке рожи расписали будто узорчатый иней. Ресницы убелили с бровями, губы выпачкали. Вид у баб такой получился, что сам Мороз бы глаз не отвёл, залюбовался бы. Какой уж тут спрос с Данухи.

      Бабы все подобрались, спины выпрямили. Красота на загляденье. Данава тем временем ватажных пацанов рядил. Правда только их атамана Девятку и его дружков что по старше. В том большом мешке, что колдун приволок были сложены деревянные маски, расписанные в жуткие страшилки. Накидки из волчьих шкур и так всякая мелочь нужная для ритуального действа.

      Дубины пацаны себе сами наломали позаковыристей. Неупадюха, паразит эдакий, на свою палку кусок говна тогда наколол, чтобы девок пугать и пачкать, только пока до того дошло, какашка замёрзла-задубела, об такую не замажешься.47

      Мелочь посикушная во главе с ярицами, и невестками с молодухами собралась

47

Вообще-то данный здесь атрибут был не уместен по другой причине. Подобными делами пацаны промышляли чуть позже, на Девичьи гадальные вечера, что проходили в тепле чьего-нибудь кута. В жилище вбегал парень с палкой, обмазанной фекалиями и заговаривая девкам зубы, неожиданно совал испачканный конец какой-нибудь кутырке под нос. Коль та испугается иль побрезгует и замашет руками, обязательно извозюкается. Коли справится с собой, останется чистой. Как страх, так и брезгливость вытравливалась из людей с младых ногтей, ибо считались за страшный порок.