Степь 1. Рассвет. Александр Берник

Водяница ты моя благоверная, ходить-то они болезные не могут совсем.

      – Они ни ходить не могут Дануха, а таскать твою тушу замучились. Ничего. Скоро жирок подъешь и запрыгаешь как козочка.

      Но при этом всё же живой рукой намочила ноги страдалицы, и та с облегчением почуяла и силу в ляжках, и напряг в ягодицах.

      – Век в долгу буду, не забуду милость твою, Водяница.

      Нежить перестала улыбаться резко, как об резало. Раздражённо чесанула пальцами зелёные волосы с одной стороны, после чего с другой пригладила и уже на полном серьёзе с неким укором в голосе, как показалось Данухе, холодно проговорила:

      – Ты на век-то не рассчитывай баба. Не дано тебе. А что долг на себя берёшь, правильно. Только за тобой должок ещё и до этого был, коли помнишь. Так что за «теперь» почитай вдвойне спрошу.

      Дануха округлила глазки, ну вот как есть девка несмышлёная, прикидываясь полной дурой. Потому что эта часть беседы ей откровенно начинала не нравиться, а Дева тем временем вперив в неё очи с водяными кристаллами и принимая торжественную осанку стала в командном тоне изрекать наставления:

      – Река течёт, вода меняется, а за тобой Дануха долги водятся. У речной жизни старой русло высохло. Степь пожаром охвачена. Человечьими телами устилается. Всё сгорит. Скоро опустеют исконные речные земли. И тебе надлежит породить новую жизнь. Только не так как раньше. Тому что было, не бывать. Соберёшь и засеешь новое. Все, кто к тебе пристанет – сделается твоим. Забудь, что знала о бабьей жизни. Но не забывай, что тебе как бабе от Троицы дано. Породишь три простых и понятных всем закона, из которых не будет ни одного исключения, и принявшие их, но нарушившие, жить не должны. На том сама стоять будешь и семя строить в железной узде и без жалости. Нет больше родства крови, будет только родство принявших твои законы. Пусть не коснуться они веры, но устоям прежней жизни не бывать. Отречёшься от всего. По-человечьи жить откажешься, станешь лютовать по-звериному. Накормишь жизнями злыдней, то что вас сроднит. От реки уйди. Но из своих земель тебе хода нет, а разносить новое будут твои наречённые сёстры. Ты же станешь собирающим столпом. А теперь иди и про свои долги не забывай.

      Дева тут же потеряла свой образ и потоком воды рухнула вниз, рассыпаясь брызгами и расплёскиваясь волнами в луже змеиного источника. Вот она была, и нету.

      Крепко тут призадумалась Дануха. Уж больно любит нежить заковыристо излагаться. Толи в пень тебя имела, толь в колоду сунула. Как хош, на того и похож. Зачерпнула в ладонь живительной влаги, побулькала во рту и набранное проглотила, утерев рукавом мокрое лицо. Встала, покрутила головой в сером сумраке ища свою блудливую сороку, явно от нежити где-то затаившуюся, и вслух запела тихим голосом:

      – А куды пойти мне, а куды податься, может быть кого прибить, аль кому отдаться. . .

      Дануха вернулась к своему сожжённому куту, улеглась на бугре-завалинке, на мягкой травке под кустом смородины и принялась переваривать случившееся, тут же вспоминая свои былые промахи…

      На