Мой ВГИК. Автобиография для отдела кадров. Сергей В. Бойко

и даже после поминок. Никак не могли остановиться – молодые, здоровые, напуганные…

      Мой друг Вовка Сельницкий ненавидел смерть и похороны. В них было что-то настолько лживое, настолько лицемерное, что этот ритуал вызывал у него лишь злость и ярость. Мы тоже это ощутили: впервые – на похоронах Серёги Чурляева.

      Чюрлёнис оставил нас… в дураках! этой своей неожиданной смертью.

      Мы шли и обиженно думали, что он, вот, теперь уже все знает, смотрит на нас снисходительно, как на муравьев, а мы тут – в полном тупизме по его вине – тащим на своих плечах этот разукрашенный ящик да еще должны скорбеть по этому поводу!

      Какая скорбь?!

      Только злость и досада!

      Родителей его жалко – это да. И сестру. Они его так любили – а теперь потеряли и переживают. Если кого и жалеть, то не того, кто ушел, а тех, кто остался!

      Не задерживаясь долго на официальных поминках, мы пришли ко мне всей компанией – парни и девчонки – и устроили свои злые поминки, в которых раздражение и досада превалировали над всеми остальными чувствами. А потом вдруг в комнате сделался голодный животный страх – ведь все мы были молоды, здоровы, напуганы и совершенно не готовы к такого рода смерти своего друга – ни с того, ни с сего!

      Мы почувствовали себя очень уязвимыми, будто в драке с коварным невидимкой. От испуга одна из наших девиц осталась у меня на ночь, когда все расходились по домам, – в надежде заглушить этот страх ласками и накормить объятьями, но не преуспела в этом и ушла, не дожидаясь утра, так и не утолив свой страх. Мой страх от этого тоже не прошел и разродился наутро «необыкновеллой», которая оказалась чем-то средним между молитвой, присягой и воинским уставом. Я тут же спешно записал ее на бумаге. Вот она: «Молитва».

      Тело моё!

      Живи и не умирай.

      А я сделаю всё, чтобы продлить дни Твои: буду хорошо кормить Тебя и всячески ублажать, тренировать и закаливать, чтобы, если придется, Ты смогло стойко перенести все тяготы и лишения и противостоять соблазну остановить страдания Твои и умереть.

      Тело моё!

      Я – раб Твой, сожитель и господин. И я повелеваю и молю Тебя: живи! И дай жить мне. Ибо нет мне жизни без Тебя. Но и Ты без меня долго не проживёшь. Мы нужны друг другу.

      Тело моё!

      Вспомни, как росли мы вместе и крепли, как прибавлялись знания и опыт наш. Мы жили в гармонии с Тобой. Мы были одно целое. Вспомни об этом. Не оставляй меня, когда Ты так еще необходимо мне.

      Тело моё!

      Ты стареешь стремительно. Я не поспеваю за Тобой. Подожди, когда и я захочу покоя, ослабну и одряхлею.

      Тело моё!

      Давай умрём вместе!

      А пока – молю Тебя: живи и не умирай!

      ***

      Это было осенью. Я уже учился во ВГИКе. А снежной зимой я показал эту вещицу Ваське Копылову, ассистенту кинооператора с «Мосфильма». Это случилось в «Славянском базаре», куда нас пустил за трешку швейцар, а гардеробщик не стал принимать наши пуховики, потому что было уже поздно, но метрдотель