Мой ВГИК. Автобиография для отдела кадров. Сергей В. Бойко

Энтузиазм ее не иссякал. Она каждое утро – как зубы почистить! – ждала наших донесений. У нее это вошло в дурную привычку. И мы, как говорят спортсмены и тренеры, уже с трудом и скрипом, на чисто «волевых», доигрывали свою партию, предчувствуя неутешительный финал…

      Короче, нам наскучило каждое утро врать этой ненасытной дуре, но мы не могли позволить себе открыться и просто сказать, что пудрили ей мозги весь съемочный период. Это было бы «не комильфо».

      Надо было срочно принимать какие-то меры…

      Но какие?

      Силы были на исходе.

      Фантазии не хватало уже ни на что.

      Мы были бессильны, как евнухи в гареме.

      Еще немного, и мы открылись бы и повинились перед Петровой – так она нас достала своим энтузиазмом и вопросами!

      И вдруг – о чудо! – выход нашелся сам собой.

      Помог случай…

      Возвращались мы со съемок всегда на катере – в Артиллерийскую бухту или на Графскую пристань. Но прежде чем отправиться в свою гостиницу «Крым», мы с Прокопычем каждый раз заходили в «кулинарию». Брали там пару готовых цыплят, кусок ветчины, упаковку холодца, батон хлеба, зелень, хрен, горчицу, майонез, прикупали в соседнем магазине пару флаконов водки – и вечером все это уничтожали у себя в номере.

      – И без ужина ложились спать, – любил повторять Прокопыч, рассказывая потом про нашу Севастопольскую эпопею.

      – Потому что мы никогда не ходили с киногруппой, – добавлял я, – в ресторан на ужин!

      А в тот примечательный раз мы уж очень крепко откушали!

      И то сказать: полтора литра водки с прицепом из пива осушили за вечер на двоих! При этом курили так, что едва не спалили сами себя и свой номер, стряхивая сигаретный пепел на неудачные огнеопасные салфетки.

      Огонь мы затушили, распахнули окно, чтобы проветрить, и вышли в коридор подышать свежим воздухом. А навстречу нам – кто б вы думали? – Петрова!

      Я предусмотрительно захлопнул дверь в наш номер.

      – Откуда вы такие? – остановилась она и принюхалась, – И почему вы не там?

      Петрова многозначительно кивнула в конец коридора, на темное ночное окно.

      – Мы уже вернулись, – произнес Прокопыч, вытирая слезящиеся от дыма глаза.

      – Так быстро? – удивилась Петрова.

      – Чуть не погибли, – объяснил я.

      – Могли сгореть, но спаслись, – добавил Прокопыч.

      – Ямайский ром подкачал… – начал было я, но Прокопыч меня перебил.

      – Ром тут ни при чем! – строгим голосом заявил он. – Не надо было жженкой плескаться из кружек. Не хочешь пить – поставь! Зачем на занавески лить?

      – Что вы такое говорите, Николай Прокопьевич? – произнесла Петрова.

      – Петрова! Ты что, Пушкина не читала? – удивился я сообразительности Прокопыча. – Жженка – это огненный пунш! Горящий и огнеопасный!

      – И что? – тихо спросила Петрова, предчувствуя нехорошее.

      – Не «чтокай»! – насупился Прокопыч.

      Трагическим голосом он произнес:

      – Турецкая слободка сгорела.

      В глазах его блестели слезы.

      – Дотла, –