Инитора. almerto

так и остался висеть на каком-то крюке. Змей, присвистнув, сказал удивленно:

      – Вот это прыть!!! Ты откуда такая игрушка Атаха?!

      Я лишь мотнул головой.

      – Я ни чья не игрушка. Я своя игрушка, сам по себе.

      Он кивнул насмешливо и, вдруг приподнявшись на хвосте, слишком легко забрал меня в кольцо своих когтей. То, как он это сделал, заставило меня призадуматься о том, что я не первый такой тут побывал. Потому что один коготь легко прижал мою шею во время спуска с потолка, а другие когти, словно в угрозу, передавили шею очень крепко, не давая мне права даже быстро дышать. Я, выпучив глаза, начал краснеть, затем, видимо, синеть, и змей, глубоко вздохнув, кивнул.

      – Умеешь мыть полы? – он отпустил мою шею, но угрожающе навис надо мной.

      – Да, я все умею делать! Готовить, стирать, кушать и…

      Он усмехнулся.

      – Значит, у меня будешь все это делать. Место освободилось… эх… ладно, за мной иди. И возьми в… сам возьму, – он подполз к огромному шкафу и, аккуратно открыв его, горестно вздохнул.

      – У Ари всегда была такая чистота во всем. Надеюсь, ты будешь чистоплотным. Вот тряпка. Аруга для тебя слишком будет большой. Потом закажу своему мастеру.

      Он кинул в меня тряпку, и я, быстро сообразив от испуга, намотал её себе на бедра как после душа и благодарно зачем-то поклонился. Ну, вот зачем я это сделал? Он теперь будет думать, что я и родился слугой.

      – Ну, что застыл?! Вперед.

      Иду перед ним, и каким-то непонятным образом все словно знают, кто иде… ползет и открывают перед нами двери мрачного коридора. Невидимых слуг нет. Есть только навытяжку замершие змеи.

      – Прямо пока иди. Я сейчас разбор полетов устрою особо зарвавшимся, что решили притон устроить в одной из моих казарм! – сказал он грубовато.

      Я послушно пошел вперед и, услышав позади треск, увидел, как один змей начал на втором змее свивать свой хвост в районе шеи. Лапы у них шли оттуда, где у людей начинаются плечи. У них их не было, углов, как у нас, не было. Было неприятное на вид закругление, как у светских барышень на картинах в стародавние времена. Слишком опущенное и в тоже время с хорошим таким горбом ящерицы, хамелеона. Был он у меня как-то в детстве. Уснул от холода, так и умер, по-моему. Катька выпустила, маленькой была. Не знала, что не на волю выпускает по доброте душевной. А мне-то как жаль было. Он у меня мертвых комаров на лету ловил. А вот живых не любил почему-то. Брезговал, наверное.