Лафраэль и доспехи тьмы. Книга 1. Ланре ТЕН

Мера оказалась вполне действенной: аристократы больше не подымали своих ухоженных голов с не менее изысканных подушек в безуспешной попытке переворотов. Эпоха смут закончилась, и порядок возымел верх над пагубной практикой бессмысленных сражений и кровопролитий.

      Так вот, настал момент, когда время буйств и разногласий прошло, люди остепенились и примирились со своей участью и гордыней, однако старый закон уже на протяжении полутора столетий оставался неизменным.

      Впрочем, находились и те, кто роптал из-за указа, часто с льстивой ужимкой пеняя высокой власти на устаревшую норму, утверждая, что она потеряла актуальность. Однако государи, все как один, лишь хитро и с прищуром улыбались на подобные негодования своих вассалов, не делая ничего для улучшения их положения.

      Поэтому неудивительно, что Еверий, Руби и Хайрам оказались в общей просторной камере, закрытой массивной решеткой. На стене в коридоре горел лишь один факел, грозя вот-вот потухнуть. В камере находились около пятнадцати человек. Места всем не хватало, поэтому большинство не спали, а сидели и разговаривали. Непереносимую вонь ничто не могло ослабить, даже морозный ветерок из перекрытого прутьями крошечного оконца у потолка.

      Ошарашенный Еверий с дикими глазами озирался по сторонам, словно не веря, что угодил в адский дом для отверженных. Вторым в камеру ввели Хайрама, который упирался, бесновался и просто ругался страшными и пугающими словами, угрожая всем и каждому расправой, но его не слушали, грубо впихивая внутрь.

      – Я Больштад! Вы не смеете, свиньи! – разорялся он, а стража лишь посмеивалась над его выходками. – Я имею связи, вам это не сойдет с рук… Вы у меня поплатитесь…

      – Уже сошло, господин, – назидательно заключил один из тюремщиков, закрывая решетку на ключ, после того как в помещение вошел Руби. – Как сходило уже двенадцать раз до этого. Вы у нас ведь почетный клиент, а я ваш верный Грим всегда встречаю вас, когда вы сюда попадаете… Разве вы могли забыть?..

      – Нет, Грим, – проворчал Хайрам, успокоившись. – Тебя я ни за что не забуду. Твою толстую рожу с прогнившими зубами и премерзким запашком, даже если очень захочешь, никогда не забудешь.

      – Вот вы опять меня ругаете, – как будто обидевшись, произнес Грим, в самом деле на вид не сильно отличавшийся от описания Хайрама. – А я вас люблю… просто обожаю, когда ваша светлость бывает у меня. Мне это доставляет неизгладимое удовольствие – видеть, как сей некогда уважаемый муж, перед которым я когда-то трепетал, преклонив колено, сидит в одной из моих камер и всецело зависит от меня. О-о-о, мне даже золота не надо… – И тут он безобразно улыбнулся, обнажая остатки зубов, ни один из которых не был целым или даже просто белым.

      Его соратники, а именно стража тюрьмы, не оценили издевательскую шутку. Они стояли неподалеку, чувствуя лишь гадливость к несчастному изгою.

      Существо это, ехидное и даже ничтожное, до которого дотрагиваться