Вся эта жизнь. Александр Солин

желает?.. – поощрительно улыбнулся швейцар.

      – Что-нибудь худенькое, беленькое и чистенькое из местных…

      – Может быть, две?

      «Какие к черту две! Тут с одной дай бог управиться!»

      – Нет, другие три в следующий раз, – ответил Вова, играя теперь уже фамильярной улыбкой.

      – Ваш номер? – склонился к нему швейцар.

      – 322.

      – И к какому часу?

      – К восьми, пожалуйста.

      – Мсье прекрасно говорит по-французски, – похвалил швейцар, подтверждая сделку.

      – Мсье – потомок французского офицера армии Наполеона, родом из России, – не моргнув глазом, представился Вова.

      – О-ля-ля! – почтительно склонился швейцар, не пряча масленых глаз. – Желаю заранее приятного отдыха. К вашим услугам!

      – Спасибо!

      И они расстались.

      Возбужденный Вова поднялся к себе, взял самое необходимое и отправился на прогулку в город, да так успешно, что добрался до Люксембургского сада, побывал в нем, дивясь слепому своему фанатизму прежних дней, и, как ни в чем не бывало, вернулся назад, заметно взволнованный предстоящей встречей с пороком, отодвинувшей в сторону все прочие переживания. На входе в отель швейцар ему улыбнулся. Вова ответил тем же. А почему бы, собственно, и нет?

      Вова не был женат, но это вовсе не означало, что он сторонился женщин. Напротив, или au contraire, как говорят французы. Само его служение языку чувственности предполагало, так сказать, обратное влияние, поскольку язык намеков и недомолвок не может не родить игривость, а вслед за ней желание ею воспользоваться. Вова ценил женские прелести и знал в них толк. Вот только до проституток не опускался – ни дома, ни здесь. Связи имел достойные и уважительные, соблазнов же было не счесть. Сколько он перевидал этих деревенских дурочек, что, пренебрегая гласными и напуская на себя всезнайство и бывалость, коверкали лицо и язык в желании любой ценой произвести на него впечатление и проникнуть в мир, у дверей в который он служил швейцаром! Но там речь шла о посильном достижении женской цели. Здесь же – о том извращении, что совершается при взаимном согласии и под присмотром денег. Даже странно, как он, лицедей от филологии, до сих пор не познал святая святых французского лицемерия! Или, может, потому, что Мопассан давно переведен?

      Стучат, однако. Итак, святотатство начинается. Только без нервов – волноваться ему вредно. Пусть это будет чисто познавательная акция. Можно просто пообщаться. Без рук. В конце концов, он клиент и он платит.

      И Вова открыл дверь.

      – Бонсуар! – пропело в шаге от него худенькое, беленькое, чистенькое создание. – Са ва?

      – Са ва! Антре! – гостеприимно отступил Вова.

      Создание вошло и остановилось посреди номера, с легкой улыбкой уставившись на Вову. Никакого смущения. Вова же, напротив, разволновался пуще прежнего.

      «Но почему я должен волноваться! Ведь это же самая обычная проститутка!» – попробовал он себя утешить.

      Не тут-то было. Проститутка-то