CTRL+S. Энди Бриггс

радиатор центрального отопления, а над ним висел старинный телевизор 4К; корпус его треснул, а воспроизводимые экраном краски поблекли за много лет непрерывного показа разных телешоу уже после того, как этому антиквариату пора было отправляться на свалку.

      Элла сидела на полу, прислонившись к подлокотнику дивана, почти скрытая облаком дыма своего вейпа. Ноги в слишком обтягивающих брюках от спортивного костюма были вытянуты вперед, а из-под короткого топа виднелась часть татуировки на пояснице – небольшой отпечаток тигриной лапы. Длинные черные волосы были завязаны в конский хвост, но несколько непослушных прядей свешивались на покрасневшие глаза. Рядом с босой ногой валялась опрокинутая полупустая бутылка джина, из которой до сих пор капала на потертый ковер прозрачная жидкость.

      – Мама…

      Ему хотелось разозлиться на нее, хотелось сказать, что из них двоих по-настоящему взрослым человеком все-таки была она, но плечи ее содрогались от рыданий, и с каждым таким толчком вся его злость постепенно трансформировалась в жалость.

      – Фрейя, выруби эту чертову музыку! – рявкнул он в сторону центра управления домашней мультимедийной системой, установленного в стене.

      Голова Эллы дернулась, когда музыка вдруг оборвалась, и она поспешно вытерла глаза, делая вид, что все в порядке.

      – Тео? Я работала. Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не заходил сюда, когда я работаю?

      Несмотря на два десятилетия жизни в Лондоне, каждое ее слово было пропитано юго-западным акцентом. Она укоризненно смотрела на сына сквозь сигаретный дым красными от слез глазами.

      Тео взглянул на потрепанный риг, лежавший рядом с ней на полу, и аккуратно положил его на стол, перед тем как сесть на диван. Он старался не смотреть на нее, когда она, пошатываясь, встала на ноги, но быстро потеряла равновесие и плюхнулась рядом с ним.

      – Нет, это я работал. – Он показал пальцем на бутылку с джином. – А ты, выходит, опять нализалась на своей работе?

      Он тут же пожалел о своих словах: настроения спорить с ней не было ни малейшего. Взгляд его упал на единственную личную вещь, которую она не продала за все эти годы, – ее диплом в рамочке на стене. Бумага под мутным стеклом уже выцвела, но слова «Диплом EMIV – уровень 2» можно было прочесть до сих пор. Свидетельство того, что когда-то у нее имелись амбиции, какими бы они ни были.

      Трясущейся рукой Элла подняла электронную сигарету и глубоко затянулась. Тео отогнал дым рукой.

      – Обязательно курить здесь?

      – Ты совсем как твой отец – такой же ворчун, – презрительно фыркнув, сказала Элла, но сигарету выключила. Наступило тягостное молчание.

      Тео было неловко разговаривать с матерью о чем-то, что могло касаться личных вопросов. Они уже много лет этого не делали; это было для них неестественно.

      Она родила его, когда ей едва исполнилось пятнадцать, и поэтому он считал, что унаследовал ее эмоциональную незрелость. Он понимал, что излишне строг к