Ашната. Наталья Минина-Magnalia

ам цветочного балла. Как ни крути, они лучшие! – улыбаясь, ответила девушка и понюхала цветок. Он пах приторно, но ей нравился этот запах.

      – Лучшие? Элен, хоть это и цветы, но они лишены естественности. Не знаю, почему ты их так любишь. Для меня живой тот, кто по своей природе привык купаться в лучах яркого солнца, и быть обласканным ветрами.

      – Что ты имеешь в виду? Одуванчики в траве?

      – Да. И одуванчики в том числе. Все, что растет из земли и тянется к солнцу. В каждом полевом цветке хранится целая тайна. Он пахнет полями, лугами, реками и радугой. А чем пахнут твои любимые розы?

      – В них приятный запах.

      – Чего? Теплицы?

      Женщина отошла от аллеи роз и села на скамейку. Казалось, и скамейка и дорожка утопали в цветах: оранжевых, красных, алых и голубых. Буйство красок и ароматов манили шмелей, пчел и ос к этому месту. Словно медом оно было помазано.

      – Садись рядом, моя девочка, – женщина позвала девушку к себе и улыбнулась. Её ровные, белые зубы и красивая улыбка мирно уживались на красивом лице и бледной коже.

      – Мама, расскажи мне, почему ты так не любишь розы? Этим королевам ты предпочитаешь полевые цветы, – и она посмотрела в сторону маргариток. – Бережно высаживаешь их, занимаешься этим сама, не нанимая садовника. Никто из наших знакомых не понимает твоей увлеченности этими цветами.

      – Договорились. А ты расскажешь мне, почему так любишь розы, – смеясь, ответила женщина и заключила дочку в объятья. – Знакомые-знакомые… Наши знакомые восхищались, если бы мой сад был переполнен розами и экзотическими пальмами, за которыми ухаживал бы модный дизайнер, а лейку бы ему держал именитый садовник. Не так ли?

      – Мама, ведь мы так богаты, зачем тебе копаться самой в земле? Ты даже не надеваешь перчатки…

      – Элен, девочка, разве можно так пренебрежительно относиться к земле? Как же тогда ты её почувствуешь, если будешь работать с ней в резиновых перчатках?

      – Мам, ты иногда нас с папой просто удивляешь. Хорошо, что ему все равно и он каждый раз проходит мимо, не замечая не их цветения ни увядания.

      – Да, это действительно хорошо. Самое большее, чем он может мне помочь не мешать мне, – улыбаясь, ответила женщина и погладила дочку по коротким волосам.

      – Мам-мам, а еще расскажи, зачем нам целый луг лаванды? Ты ее понапривозила со всех уголков земли. И каждый раз, высаживая ее, ты плачешь. И никогда не говоришь почему.

      – Возможно и правда пришло время рассказать. Иди ко мне, мой олененок, – она еще сильнее прижала к себе дочь.

      Модная стрижка, аккуратно сделанный маникюр, по две серьги в каждой мочке и короткий джинсовый сарафан. Элен была красивым подростком. Черты лица были похожи на мамины. Взгляд и харизму она тоже унаследовала от неё. Ярко зелёные глаза были её особенностью. Алмазный цвет глаз был настолько необычен, что в их семье иногда шутили, что одна средневековая ведьма-красавица не успела догореть на костре, и осталась парить в воздухе. Пролетая мимо Элен, она решила подарить ей цвет своих глаз, чтобы нынешнее поколение могло увидеть, какой неземной красоты глаза были во времена святой Инквизиции.

      I

      Ваниль

      С огромным грохотом на пол упали папки с бумагами.

      – Что такое? Что случилось? – спросонья, Анна резко вскочила с кровати.

      – Спи-спи. Это мои курсовые полетели вниз.

      – Зачем ты вообще полезла туда? Ну ты даешь! Могла сама со стула шлепнуться и расшибить себе голову.

      – Я ищу свой дневник. Давно его не доставала, успела по нему соскучиться.

      – Хорошо, что все твои книги не попадали. Грохот от них точно бы разбудил все общежитие, – Анна пробубнила недовольным голосом.

      Ашната включила маленький ночник, который тут же зажёгся и озарил комнатку светом. Его зелёный свет был очень слабым. Ночным. Он создавал атмосферу уюта и домашнего тепла. Вообще в комнате ничего не говорило о временном пребывании здесь двух девушек. Запах блинчиков, небольшой телевизорик, малиновый конфитюр и пачка зефира на столе дополняли и без того приятную обстановку. «Кусочек дома» витал в воздухе, хорошенько приправленный запахом ванили.

      За окном было темно. Лишь тонкий лунный свет старался пробиться сквозь густой туман, растворяющий в себе деревья. Ашната любила смотреть ночью на небо, но сейчас, задёрнув плотно занавески, она только мельком посмотрела наверх, и, ни о чем не подумав, закрыла шторы. Обычно, она загадывала желания, смотря в ночное небо. Ей казалось, что каждая звезда слышит её и знает, что ей нужно. Но сейчас её заплаканное лицо, отяжелевшие от слез веки, не были готовы смотреть туда, где исполняются желания. Открыв дневник, она судорожно начала что – то записывать. Писала она быстро. Через минуту она писала еще быстрее. Со стороны эта игра наперегонки с собственной болью выглядела довольно нелепо. Она писала, сбиваясь: что-то зачеркивала, переписывала, после чего оставляла тетрадь и плакала в подушку. Утирая слёзы, она продолжала писать дальше. То шмыгая носом, то поправляя налипшие на щеки волосы, она писала, писала,