Она так долго снилась мне…. Тьерри Коэн

жить, и наивно полагали, что я хотя бы несколько часов в день работаю над будущей книгой.

      Между тем мои финансы постепенно таяли. Сперва я жил на деньги, которые оставили родители, потом на авторский гонорар за книгу, но вдруг обнаружил, что они иссякли. Я отвечал на тревожные звонки из банка, обещая новые поступления денег, выход нового романа, контракты на переводы. Доверия банкиров можно добиться, только внушив им, что ты – лакомый кусочек. Я научился лгать. Практически перестал быть самим собой.

      И лишь встреча с необычной, совершенно особенной читательницей позволила мне опомниться и понять, что же со мной творится.

      Донателла прислала мне письмо, в котором рассказала, какое сильное впечатление на нее произвел мой первый роман, как она узнала себя в главной героине, страдающей от одиночества. Письмо меня очень тронуло. Я написал ей об этом. Она спросила, можно ли встретиться, чтобы я подписал ей книгу. Ее слова были такими искренними, такими пронзительными, что я испугался: а вдруг разочарую ее, не сумею оказаться на высоте иллюзий, которые она питает на мой счет. Но она настаивала, и я согласился, мысленно пообещав себе держаться на расстоянии, чтобы ни в коем случае ее не ранить.

      Мы встретились в кафе на острове Сан-Луи. Я даже не удивился, когда оказалось, что она именно такая, какой я ее себе представлял. Когда она вошла в кафе, я вздрогнул. На мгновение мне показалось, что это та самая девушка, которая царила в моих снах. Но потом я быстро отмел эту мысль. Все женщины, которые мне нравились, были похожи на нее. Красивая и изящная, нежная и ранимая. Она казалось одинокой и немного потерянной. Она поздоровалась со мной: ее губы дрожали. Едва уселась, сразу начала подробно описывать ощущения, которые вызвал у нее мой первый роман; о втором не проронила ни слова. Глаза ее что-то искали в глубине моих глаз – может быть, слова, которые я когда-то нашел и которые так ее поразили.

      Мне хотелось понять ее, утешить, полюбить. Она не оставила меня равнодушным, в душе я страстно надеялся увидеть ее еще. Но надежда, которую я разглядел в ее взоре, пугала меня. Слишком большой, слишком сильной была эта надежда. А девушка была такая красивая, такая чистая, такая загадочная – но не та, которой я ждал. Поэтому я счел своим долгом уберечь ее от грядущего разочарования. Перед тем как проститься, Донателла протянула мне свой экземпляр “В тиши ее молчания”. В обычной подписи на память я попытался зашифровать послание к ней:

      “Донателле. Мне дороги те слова, что нашептало ваше молчание. Моменты, проведенные рядом с вами, незабываемы. Спасибо!”

      И я ушел, не предложив ей снова встретиться. Она поняла, что я очертил границы наших взаимоотношений, и, когда написала мне в следующий раз, речь шла о достоинствах моего романа, о ее страсти к чтению – и вдобавок о том, что она думает о мужчинах. Мне нравилось, как и о чем она пишет: слова, чувства, настроения. Мы были похожи, мне в голову приходили те же мысли,