Земля-Сортировочная. Алексей Иванов

вышли к свалке металлолома. Все здесь проржавело до дыр. Сбоку аккуратно стояла летающая тарелка дяди Карасева, очень напоминающая трактор «Беларусь», но без колес.

      – Дядь Мить, – опять спросил я, – а вы правда на ней из созвездия Геркулеса прилетели?

      – Правда, пацаны, – серьезно ответил Карасев, откинул кожух и высыпал картошку в специальную дырку. – Хотя может, и из Козерога. Я еще плохо в вашем небе разбираюсь.

      Он залез в кабину, протер рукавом мутные циферблаты и нажал на рычаг. Затарахтел мотор. Густой сивушный дух пополз во все стороны. Байконур со стоном зевнул и лег на засаленную землю.

      – А почему ваша тарелка самогон гонит? – спросил Барбарис, не обладавший зачатками поэтического мышления.

      – Он, пацаны, в еенном двигателе как смазочное масло, – пояснил Карасев, выколачивая из ведра земляные крошки. – Раньше-то, в Козероге, я не знал, что его пьют, а здесь узнал. Двигатель мне сейчас не нужен, а эту систему я эксплуатирую.

      Он поставил ведро, достал шланг, купленный в прошлом году у артельщика Полубесова за литр сивухи, и опустил его в ведро. Потом подкрутил вентиль-барашек и присел на ящик. Мы с Барбарисом тоже сели.

      – А Байконур пьет? – спросил я.

      – Все пьют, – ответил Карасев. – Подрастешь, и ты будешь. Одиноко мне, пацаны, вот я Байконура и приучил.

      – А как же друзья?.. – я забросил удочку насчет Меркина.

      – Стараюсь в одиночку, – ответил Карасев. – Боюсь шпионов.

      – Так вообще не пейте, – сказал Барбарис.

      – Молодой ты еще, Борька, – грустно произнес Карасев. – Жизни не понимаешь. Для меня, может, это идейный принцип.

      – Какой еще принцип?.. – буркнул Барбарис и качнулся.

      Я тоже почувствовал, что все поплыло – кабина трактора собралась взлететь в созвездие Козерога, застенчиво засветившееся на небе, у Карасева неудержимо отрастали перепончатые уши и глаза вылазили на стебельках, а Байконур парил в невесомости все в той же лежачей позе.

      – Такой принцип! – задиристо крикнул Карасев. – Я знаешь, кем раньше был? Знаешь?! Я лайнер-лейтенантом был, и орденов у меня висело, как у… как у… – он потряс свой ватник за грудь, – как у Гагарина!.. Я профессиональный разведчик был и повстанцев выслеживал!..

      В ведро из шланга потекла тоненькая струйка.

      – Выследил?.. – спросил я, плавая в сивушном тумане и уже плохо ворочая языком.

      – Пацаны во мои милые, глупые!.. – Карасев обнял нас и попытался заплакать. – Да ведь их хрен выследишь!.. Они вот где-то здесь замаскировались, а где, ерепена крача, непонятно никому!..

      Я с трудом припомнил, зачем сюда приперся.

      Карасев дрожащими руками приподнял ведро и хлебнул через край, а потом немного плеснул в миску Байконура.

      Барбарис спекся и задремал, подперев кулаком щеку и поставив локоть на колено.

      – Дядя Карасев, – твердо сказал я. – Я у тебя что спросить-то пришел… – голова моя пылала. – Самое главное… Это… Ты мне скажи: повстанцы – они кто?!

      – У