Театральная эпопея. Сергей Константинович Карамов

Юрий Ксенофонтович, понимаю ваши коммунистические взгляды.

      –Да при чем тут…

      –Нет, послушайте… Если мне не изменяет память, пьеса Розова «В день свадьбы» написана в начале шестидесятых годов прошлого века, так?

      –Так…

      –Она шла с успехом в свое время по всей стране, потом сошла со сцены. Ведь

      конфликт, сами герои, проблемы- все это устаревшее для нашей современной жизни.

      Все старое, даже мне такие пьесы смотреть не интересно, что тогда делать юноше

      или девушке в театре? Не понимаете, как скучно им там? Не понимаете, что они хотят

      увидеть что-то поновее Розова?

      –Что ж, – заключил Сеновин, глядя печально на меня,– тогда вам нужно открывать

      свой театр и ставить в нем свои пьесы. Как поступил известный режиссер Нукляда. Но

      в Москве открыть вам свой театр не удастся. Может, лишь на периферии, где-нибудь

      в Сибири.

      –Гм, почему так пессимистично вы думаете?– удивился я.– Может, в Москве удастся…

      –Нет! В Москве у вас ничего не выйдет! Даже не надейтесь!– веско сказал Сеновин,

      поднимаясь и давая нам понять, что аудиенция окончена.– Надеюсь, мы обо всем поговорили?

      Я и Незамыслов тоже встали, думая каждый о своем.

      Уходя, я не удержался от вопроса, на который Сеновин мне не ответил:

      –А все-таки, Юрий Ксенофонтович, один вопрос еще…

      Сеновин нехотя отозвался:

      –Ну, что еще?

      –Все-таки ответьте, пожалуйста, если сегодня или завтра к вам войдет со своими комедиями сам мэтр Жан-Батист де Мольер, что вы ему скажете? Что вам достаточно одного Шекспира или Аристофана?

      –Гм, без комментариев, молодой человек!– Сеновин поморщился, покачал головой,

      на прощание сказав мне одну неприятную фразу, которую я запомнил на всю жизнь

      и которая прозвучала, как откровение:– Чтобы вас когда-нибудь поставили в нашем Драматическом театре, надо стать классиком! Прощайте!

      На какое-то мгновение я застыл, запоминая и осмысливая эту фразу, думая про

      себя, что в нашей стране классиком можно стать только после смерти. А значит…Нет,

      не то, что я боялся смерти, просто рановато мне пока на тот свет, пока не все написал,

      что задумал написать и пока не достиг того, что задумал! Последняя фраза Сеновина

      означала: он абсолютно уверен в том, что я никогда не стану классиком ни при

      жизни, ни после смерти.

      Выйдя из Драматического театра, мы с Незамысловым несколько минут прошли

      в молчании.

      Наконец, подходя к метро, Незамыслов осторожно спросил меня:

      –И как ваше настроение сейчас, мэтр?

      –Хорошее. Бодр, как никогда. Только не называйте меня мэтром.

      –Весьма любопытно!– поднял брови мой знакомый.– Потерпеть фиаско и оставаться хладнокровным и бодрым?

      –А что делать? Наша жизнь такова, что всегда следует оставаться спокойным и

      бодрым. Честно говоря, не надеялся на хороший результат, но и плохой результат

      тоже