.

за письменным столом, засиживаться допоздна и разве что разок-другой поужинать в компании Саймона.

      Эндрю не отклонялся от этой программы. Небольшое нарушение, правда, все же произошло. В среду, выйдя из редакции, он испытал острое чувство дежавю. На углу 40-й улицы он как будто снова увидел через заднее стекло стоявшего у тротуара внедорожника лицо своей незнакомки из “Новеченто” и бросился туда со всех ног. На бегу он выронил папку, и страницы со статьей рассыпались по тротуару. Пока он их подбирал, пока выпрямлялся, машина успела исчезнуть.

      После этого Эндрю решил проводить вечера в “Новеченто”: вдруг он снова повстречает там женщину, не дающую ему покоя? Раз за разом он тщетно дожидался ее там и возвращался домой раздосадованный и обессиленный.

      В субботу с почтой доставили письмо: на конверте он разглядел знакомый почерк. Он оставил письмо на столе, решив не прикасаться к нему до тех пор, пока не закончит статью, которую с нетерпением ждала Оливия Стерн.

      Отправив текст статьи главному редактору, он позвонил Саймону и соврал, что у него еще полно работы и их привычная встреча субботним вечером отменяется.

      Потом уселся в гостиной на подоконник, набрал в легкие побольше прохладного воздуха и приступил наконец к чтению письма Вэлери.

      Эндрю!

      Это первое воскресенье без тебя с тех пор, как мы в юности расстались, и оно мне дорого далось. Я сбежала в семнадцать лет, ты – почти в сорок. Как мне заново научиться не знать, как ты живешь? Как заново научиться жить, когда я тебя не слышу?

      Я боюсь своих воспоминаний о твоем мальчишеском взгляде, о звуке твоего мужского голоса, дарившего мне радость, о стуке твоего сердца, когда я клала руку тебе на грудь, слушала, как ты спишь, и не боялась ночи.

      Потеряв тебя, я лишилась любовника, любимого, друга и брата. Долгий же траур мне предстоит!

      Желаю тебе чудесной жизни, хотя иногда желаю тебе смерти – так сильно ты меня заставил страдать.

      Я знаю, что где-то в этом городе, по которому я брожу одна, дышишь ты, а это уже немало.

      Подписываюсь под этим письмом, выводя в первый и в последний раз слова “твоя жена” – вернее, та, которая пробыла ею всего один грустный день.

      7

      Почти все воскресенье он проспал. Накануне вечером он решил сильно напиться. Многие годы он демонстрировал в этом деле недюжинный талант. Засесть в четырех стенах значило бы добавить к путанице в голове еще и позорную нерешительность.

      Он толкнул дверь “Новеченто” позже обычного, выпил больше обычного коктейлей из “Фернета” с колой – и вывалился из бара еще более расстроенный, чем обычно. В голове по-прежнему царила неразбериха, потому что он провел вечер один за стойкой, довольствуясь беседой с барменом. А потом среди ночи и безлюдья Эндрю Стилмена, изрядно пропитанного спиртным, разобрал безудержный смех. На смену приступу смеха пришла бездонная тоска. Битый час он рыдал, сидя