Одесская сага. Ноев ковчег. Юлия Артюхович (Верба)

любовь, Макса – (Менделя) – Дейча, бывшего председателя одесского Губчека. Он порвал с ней так же уверенно и аккуратно, как и лишил невинности. Но она верила. Однажды Дейч почти вернулся к ней, в ее сад, в ее дом. Она почуяла и боялась шелохнуться, чтобы не спугнуть, но Макс так и не решился подойти к ней… Может, сейчас, узнав о ее практически гибели, человек победит зверя? Или все же дикий зверь, живущий внутри него, победит чекистскую стальную клетку и он рванет к ней? Но нет. Прошел месяц, потом второй…

      Преступление и наказание

      Мадам Голомбиевская, она же Нюся-полячка, так и не догнала свою пропащую дочь Полину. Шутка ли – в тринадцать лет целоваться среди бела дня и во втором ряду иллюзиона! Она! Ее надежда! Ученица лучшей балетной школы Одессы! Да еще и с кем! С Котькой Беззубом! С этим кошмаром! Нос флюгером! Ноги – как руки, руки – как спички, соплей перешибить можно! Недоразумение, а не мужик! И ни одной юбки не пропускает! Ты что, ослепла, дура малолетняя? Ты мне в подоле принести хочешь?!

      Это и многое другое об анатомии младшего Беззуба, венерических заболеваниях и тяготах жизни падших женщин узнала Полиночка, когда в сумерках зареванная прокралась домой.

      Ривка вышла снимать белье и подняла голову в небо:

      – Ой, Анюта, оставь дите в покое! Вот кто бы говорил!

      – Ривка, ты сейчас тоже получишь! – рявкнула Нюся. В ее комнате что-то громко погибло насильственной смертью об стену.

      – Ах ты шалава малолетняя! – снова заорала она.

      Мадам Полонская встала рядом с Ривой.

      – Нет хуже моралисток, чем бывшие бляди… – философски заметила она.

      – Почему бывшие? – удивилась Ривка. – Она ж до сих пор в профессии.

      – Тем более. Как думаешь, может, ее отвлечь?

      – Оно тебе надо? Мама всегда права.

      – А что Фиры не слышно? Ни Котьки битого, ни Нюськи заткнутой. Не похоже на нее совсем.

      А Фире было не до того. Она сидела рядом с Ваней и обцеловывала его руки:

      – Адиёт! Адиёт! Как же ты меня напугал! Никаких самолетов! Никаких рэволюционеров! Ты поедешь в санаторий! Я все устрою!

      – Ирочка…

      – И никаких возражений! Ты меня знаешь!

      – А что там Котька учудил, что мадам Голомбиевская через слово его поминает? – улыбнулся Ваня.

      – Вот еще этим ты не беспокоился! Что Котька? Целовался с Полиночкой.

      – С ума сошел! У нас в семье что, дальше двора пару искать лень? Ты посмотри, они через одного здесь себе все нашли! Что Лидка, что Женя…

      – Вот только этим ты не волновался! Как говорила моя бабушка: целоваться – не отдаваться…

      – Я с ним поговорю, – вздохнул Ваня.

      – Я сама, любимый, не волнуйся, – прервала его Фира.

      Полину посадили под домашний арест. А пока она страдала, соседский Котька упивался своей новой страстью, которая затмила всех девчонок, вместе взятых.

      Никаких отцовских инженерно-технических