Гомер и Ева. Елена Васильева

в пространстве тела.

      Змей был бессмертен, но не мог слезть с трона, потому что трон синхронизировал его со страной, или, как принято было говорить, с народом: трон сколотили так, чтобы Змей, обвив его свои упругим телом, мог слышать, что у народа болит и о чем он тревожится.

      Моцарта привели к нему двое туманных всадников. Они были последней разработкой Министерства обороны. Молча переходили черту и завоевывали земли, потому что те, на чьи земли покушались всадники, не могли их видеть, а поэтому не могли им сопротивляться. Зато всадники видели все, незамеченными врывались в дома.

      Агенты оборотней все же видели их и кричали тогда: «Я все вижу!»; таких, говорят, ловили и скармливали Змею. А Змей хотел больше земель, его существование напрямую зависело от их количества. Так говорили.

      Однажды владения Змея сильно уменьшились, а трон его стал похож на маленькую деревянную табуретку. Ему было холодно. Чешуя сыпалась со Змея, как шерсть с собаки, и с тихим звоном падала на пол. Змей умирал. Люди не видели его на экранах – а прежде он любил выступать перед публикой – и начали поговаривать, что правителю осталось недолго.

      – Вы слышали, бессмертный Змей умирает! – шептали люди и несли к дверям его замка угощения. Некоторые плакали, рвались во дворец, готовые согревать Змея своими телами, но он и без того получал их тепло через трон – просто ему нужно было больше, намного больше тел.

      С каждым новым злорадствующим сообщением зарубежной прессы тело его сотрясали конвульсии, он бесновался и сжирал кусок Маленькой империи, расположенной по соседству, – он всегда ел, когда нервничал. Тогда и появилась Партия Оборотней, которая решила бороться со Змеем; тогда он и воспрянул.

      Уходя на войну, Моцарт еще не знал, на чьей стороне будет воевать, ему просто нужно было бессмертие, и он выбрал Маленькую империю, на которую Змей давно положил глаз, но никак не мог сожрать и половины.

      Моцарт был хорошим воином – всякий раз, когда он видел, что Всадник скачет через Дунай и приближается к Днепру, он начинал напевать свой последний вальс. Хотя тот до сих пор не был дописан и до середины, даже нескольких тактов «Шутки» хватало, чтобы всадники со смеху падали с коней и расшибали головы.

      Моцарту не очень хотелось убивать всадников, хотя пару раз он почувствовал необъяснимый прилив сил, расправившись в одиночку с целым отрядом. На правой ладони Моцарта темнела родинка – примерно на холме Марса. После каждого удачного сражения он прикладывал руку со сведенными пальцами сначала к левому плечу, а потом с криком – «За Маленькую империю!» – выбрасывал ее прямо к солнцу и любовался, глядя, как оно освещает ладонь и пятнышко родинки на ней. «Родинка – это такая маленькая родина», – думал Моцарт и с гордостью осознавал себя носителем великого отечества.

      Моцарту казалось, что он талантлив и отважен в достаточной мере, чтобы возглавить освободительное движение, чтобы направлять солдат и разрабатывать планы наступлений, устраивать противнику котлы и облавы. Но народ Маленькой империи