Мстительница. Аластер Рейнольдс

курс, которые были на уме у Ракамора.

      – Мы не выпускаем все гроты за один раз, – говорил он тем временем. – Они запутаются и порвутся. Хиртшал сперва использует стабилизирующие паруса. Видите – вон они, разворачиваются примерно в лиге от нас? Они выберут слабину в снастях, хорошенько их натянут и выровняют, и тогда мы выпустим гроты, тысячу квадратных лиг отражающей поверхности.

      Капитан как-то по-особенному, раскатисто произносил слово «гроты».

      – Может показаться, что это просто, – продолжил он. – На самом деле все совсем не так. Паруса – штука в той же степени хитрая, в какой деликатная.

      Хиртшал уже был снаружи – стоял, обутый в магнитные ботинки, на спине «Монетты», орудуя рычагами на пульте управления, который выдвигался из ее корпуса именно для операций подобного рода. Если бы что-то заклинило или запуталось, он мог с этим разобраться, пока все не усугубится. Катер тоже на всякий случай приготовили, если вдруг что-то пойдет не так в десятках лиг позади корабля.

      Но все шло хорошо. Стабилизирующие паруса раскрылись, расцвели, как хромированные цветы, и, в свою очередь, помогли развернуть гроты – замысловатую конструкцию из переплетенных ячеек. Не будет преувеличением сказать, что это было и впрямь чудесно: они постепенно раскрывались, разъезжались в стороны по швам, которых мы и не замечали, слой за слоем, делаясь все больше и больше. Весь процесс напоминал карточный фокус, который какой-нибудь разумник в Нейронном переулке демонстрирует с лукавым блеском в глазах. Паруса сверкали перед нами, и серебристая поверхность каждой грани отливала алым и пурпурным, отражая прошедший сквозь облако миров свет Старого Солнца. Такелаж был невидим, но он уже натянулся, приводя корабль в движение. Оттого скрипы и стоны «Монетты» зазвучали в иной тональности. Теперь в них слышалось рвение. Корабль стремился в путь, желал поймать фотонный ветер.

      И мы полетели. «Скорбящая Монетта» больше не ползла на ионной тяге, не опасалась приблизиться к гравитационному колодцу какого-нибудь поглотителя. Она стала тем, чем и должна была стать, – покорительницей бескрайнего вакуума, обитательницей Пустоши.

      Настоящим солнечным парусником.

      Казарей крутанул колесо, открывающее дверь в комнату костей.

      – Войдите, – тихо сказал он. – Только ничего не трогайте… пока что.

      Адрана вошла первой. Я следовала за ней по пятам, стараясь не отрываться от стены. За мной был Казарей, который, повернув внутреннее колесо, закрыл дверь так, что она плотно прижалась к раме.

      Внутри было тихо. Я не слышала ни системы жизнеобеспечения, ни механизмов управления парусами – раздававшиеся время от времени жужжание и вой лебедок и шкивов стали привычными с тех пор, как «Монетта» выпустила паруса, – и никаких отголосков обычного шума и болтовни команды.

      Комната представляла собой сферу около пятнадцати пядей в поперечнике, и череп плавал посередине, словно главный экспонат в художественной галерее. Он покоился в чем-то вроде упряжи или каркаса из металлических прутьев,