Ангел сидел на крыше и грыз ногти. Станислава Бер

в карманах справка лежала. С этой… с биржи труда.

      Я онемела.

      – Зато как помирать решил, о тебе думал. Передайте, говорит, что люблю я её, мою Аннушку. И помер. Ага.

      Я развернулась и пошла вызывать такси.

      При рождении меня назвали славным именем Маргарита.

      Аннушкой звали коллегу Антона с его бывшего, как оказалось, предприятия, чья деятельность жизненно необходима большому городу.

      Танечка горько плакала

      Нет, мячики в речку Танечка не роняла. Вообще тема мячиков была не про неё. Танечка любила петь. Голос ангельский. Личико тоже ангельское, в обрамлении золотых локонов.

      – Танюша, ты почему плачешь? – спросила мама. – Кто обидел?

      – Я больше никогда не буду петь, – еле разобрала женщина сквозь всхлипывания и рыдания.

      Мама усадила дочку на колени.

      – Это ещё почему? Ты же настоящий талант.

      – Светка Тараканова сказала, что я вою, как собака в лунную ночь. И все засмеялись.

      – Тебе так важно её мнение?

      – Нет.

      – Тебе не кажется, что она просто тебе завидует?

      – Думаешь? – спросила девочка, вытирая слёзы.

      – Подозреваю. Ты, когда поёшь, что чувствуешь?

      – Радость! – ответила Танечка.

      Голубые глаза сияли счастьем.

      – Вот видишь. Ты скоро вырастешь и поймёшь, что люди делятся на два типа: одни делают что-то, радуются и помогают другим, а есть те, которые ничего не умеют, не хотят ничего делать, но всегда готовы критиковать.

      – Правда?

      – Конечно! Если человек что-то делает, он знает, как это трудно. Такой человек никогда не будет так жестоко комментировать. Промолчит или посоветует, как сделать лучше.

      Танечка спрыгнула с маминых колен.

      – Я буду петь, мама! Буду!

      – А если Светка засмеётся, или Антон, или Владик?

      – Всё равно буду.

      На удалёнке

      Сашок встал из-за компа, потянулся – в шее захрустело, почесал небритый подбородок, потом пузо под растянутой майкой с пятном от кетчупа, подтянул несвежие трусы, сходил в ванную, вымыл руки два раза, вернулся, допил остатки холодного кофе и вздохнул. Солнце было ещё высоко, а что делать дальше, он не знал.

      Он теперь работал на удалёнке. Впрочем, как и весь офис. Заявок было мало – он за пару часов разобрал почту, созвонился с клиентами, бухгалтерией и складом.

      – Опять смотреть сраные сериалы? Надоело!

      От телека уже выворачивало, от интернета тоже.

      – Пить?

      От этой мысли дёрнулась печень.

      – Спокуха! Самому уже не хочется бухать. Не лезет.

      Друзей с годами размотало по свету. Да и какие сейчас гости? Все сидят дома и сходят с ума поодиночке. Грёбаный карантин!

      Сашок прошёл в гостиную, споткнулся о машинку сына, долго махал руками, как толстяк из клипа Little Big, но всё-таки шлёпнулся и горько заплакал. Прямо там, на полу в гостиной.

      – Господи, помоги мне. Я так больше не могу! – взвыл Сашок от безысходности.

      Жена с детьми уехала к тёще