В семье. Гектор Мало

ты раздавишь одну из моих собак, заплатишь за нее сто су.

      Она пошла к воротам. Он остановил ее.

      – Выпей стакан вина.

      – Благодарю. Я не пью.

      – Ну, так я за тебя выпью.

      Он опять опрокинул себе в горло целый стакан и принялся разбирать тряпье, которым порой приторговывал.

      Привязав Паликара в указанном месте, причем осел довольно долго брыкался, Перрина вошла в фуру.

      – Ну, вот, мама, мы и приехали.

      – Какое счастье, что мы постоим на месте, не будем двигаться и трястись. Боже мой, как велика земля!

      – Теперь нам можно и отдохнуть. Я приготовлю обед. Тебе чего хотелось бы?

      – Сначала пойди распряги Паликара, задай ему корм, напои его. Он ведь тоже устал, бедняжка.

      – Здесь очень много репейника и есть колодец. Я сейчас пойду и все устрою…

      Девочка вернулась очень быстро и принялась собирать все, что нужно для готовки. Она достала переносную глиняную печь, несколько кусков угля и старую кастрюлю, потом вынесла все это на воздух, зажгла уголь и долго изо всех сил дула на него, став перед печкой на колени.

      Когда уголь разгорелся, она вернулась к матери.

      – Хочешь рису?

      – Мне и есть-то почти не хочется.

      – Или чего-нибудь другого. Скажи, я достану. Хочешь?

      – Ну, давай рису…

      Перрина бросила в кастрюлю горсть риса, налила воды и начала кипятить, помешивая двумя беленькими палочками. От огня она отошла только на секунду и то лишь затем, чтобы посмотреть, что делает Паликар. Ослик чувствовал себя прекрасно и усердно жевал репейник.

      Приготовив рис как следует, то есть ничуть его не переварив, девочка выложила его горкой в деревянную плошку и отнесла в фуру. До этого она уже поставила перед постелью матери небольшой кувшинчик с колодезной водой, два стакана, две тарелки и две вилки; водрузив тут же плошку, сама она села на пол, поджав под себя ноги.

      – Ну, вот теперь мы будем обедать.

      Она говорила веселым, даже беззаботным тоном, но взгляд ее с тревогой скользил по лицу матери, которая сидела на матраце, закутавшись в шерстяной платок, изорванный и затасканный, хотя когда-то, видимо, стоивший немало денег.

      – Ты проголодалась? – спросила мать.

      – Еще как! Я так давно не ела…

      – Ты бы хоть хлебом закусила.

      – Я съела целых два ломтя и все-таки голодна. Смотри, как я буду есть; глядя на меня, тебе самой захочется.

      Мать поднесла вилку с рисом к губам, но так и не смогла проглотить…

      – Не могу, – сказала она в ответ на взгляд дочери. – Кусок не идет в горло.

      – Заставь себя: второй глоток будет легче, а третий еще легче.

      После второго глотка мать положила вилку на тарелку.

      – Не могу: нехорошо… Лучше уж и не пробовать…

      – О, мама!

      – Не беспокойся, моя дорогая. Это пустяки. Я ведь не двигаюсь – надо ли удивляться, что у меня нет аппетита! И потом – я так устала от езды… Вот отдохну, и аппетит появится…

      Она скинула с себя платок и, задыхаясь, опять легла. Заметив у дочери слезы на глазах, она попыталась ее развеселить.

      – Рис у тебя очень вкусный, ешь