Кинжал Гая Гисборна. Ника Алексеевна Варназова

глупыми выпученными глазами и ткнулась лбом в руку вдовы. Та потрепала её по шее.

      – Доброе утро! – окрикнул старушку Йован.

      Вдова подняла глаза и расплылась в такой доброй улыбке, что ему отчего-то захотелось плакать.

      «Хренов недосып», – одёрнул он себя.

      – Вам нужна помощь?

      – Нет, нет, – замахала она руками. – Я прекрасно справляюсь, а ты должен отдыхать.

      – Подумаешь, натёр мозоли и разбил колени, – фыркнул Йован. – С такими «ранениями» в постели не лежат. Сейчас спущусь.

      Старушка громко запротестовала, но он не слушал и, быстро обувшись, вышел к ней в сад. Ноги и рёбра сильно болели, и Йован старался двигаться осторожно, но при этом не выдать, что он не в отличном самочувствии.

      Он покормил козу и вытащил все застрявшие в её шерсти колючки, несмотря на то, что вдова всеми силами пыталась его усадить и заставить сидеть весь день. Наконец она с ворчанием поплелась на кухню делать завтрак, строго наказав кроме козьей шерсти ни за что больше не браться.

      Пока Йован спорил со старушкой, скучающая коза решила попробовать на вкус его одежду, мгновенно приведя в негодность предпоследнюю футболку.

      – А ну не трогать! – прикрикнул он, со злостью глядя на обслюнявленную ткань с расползающимся швом.

      Коза равнодушно мотнула головой и зажевала его волосы, едва он наклонился, чтобы снять прилипший репей с ботинка.

      – Да чтоб тебя!

      Йован попытался её оттолкнуть, но понял, что лишится скальпа. Тогда он нащупал её морду и попытался разжать зубы. Через несколько минут безуспешных попыток ему наконец удалось освободиться из хватки, оставив большую часть волос на положенном месте и только один клок в козьей пасти.

      – Ненавижу деревню, – вздохнул он.

      Вдова опять на протяжении всего дня пичкала его выпечкой, даже в обед предложив сладкие рогалики. В огромном количестве чая, который она заваривала каждые пять минут, мог бы утонуть и слон. Уже во второй половине дня Йован начал подумывать, не стоило ли ему остаться у Шерифа, который, по крайней мере, не пытался убить его таким извращённым образом, а к вечеру он предпочёл бы трупную вонь нежити запаху сахарной пудры.

      Когда же старушка позвала его ужинать, он сбежал в спальню, соврав, что ужасно устал и хочет поспать.

      Он действительно лёг, потому что делать больше было нечего, и где-то через четверть часа заснул. Ему снились пончики в волчьих шкурах, убегающие от гигантской миссис Мыши, на которой сидели Шериф и Гай. Последний хлестал алкоголь из двух бутылок одновременно и грязно ругался в адрес пончиков.

      Йован проснулся поздним утром с сильным желанием съесть чего-то солёного.

      Вдова хлопотала на кухне над своими сладостями, и он с трудом подавил желание повернуться и убежать с криками в самую гущу леса, поселиться в медвежьей берлоге и до конца дней питаться сырым мясом. Вместо поспешного бегства он улыбнулся и спросил:

      – А сыра не найдётся?

      Старушка округлила глаза так, будто