Помоги другим умереть. Елена Арсеньева

левой грудью железные бицепсы Сталлоне, который и вообще-то был дисциплинирован, а тем паче на боевом посту. – Ой, только без синяков… Как интересно!!!

      Миша ревниво проследил направление ее взгляда и тоже вытаращил глаза. Мимо с самой демократической улыбкой на отечном лице продефилировал один из кандидатов в мэры (семимильными шагами на город надвигались выборы оного). Кандидат был хорош: и биографией бездельника-скандалиста, и неудобопроизносимым отчеством, и бойко играющим глазом записного бабника, и умением сотрясать нервы аудитории при публичных кампаниях… Правда, он до того подражал Кашпировскому, что некоторых избирателей, бают, пачками свозили потом в «дом скорби» на улице Ульянова. Однако не нами ведь сказано: лес рубят – щепки летят. Женя эту простецкую лживую физиономию терпеть не могла, просто-таки до содрогания, и сейчас ощутила горячее желание использовать служебное положение в личных целях: нажать на некий брильянтик в своей знаменитой брошечке. Пара кадров с соответствующими комментариями – и этот шаман может надолго опустить предвыборный бубен. Хотя, тут же остудила она свой пыл, такой проныра все равно вывернется! Один из его лозунгов – жить одной жизнью с электоратом, а на каких скрижалях записано, что электорат только на Автозаводе горбатится или с плакатами возле здания областной администрации прохаживается? Вокруг, скажем, чем не электорат?

      – Да плюнь ты на него, – стиснул ее руку товарищ по оружию. – Лучше на меня смотри!

      – Я бы с удовольствием, – усмехнулась Женя, принимая от бежавшего мимо мальчика широкий, будто вазочка с мороженым, шампанский бокал, а может, и фужер. – Однако судьба мне нынче утратить правильную ориентацию и смотреть вовсе в другом направлении.

      Она глотнула, ощутив привычное умиление души и тела: «Лучше шампанского может быть только шампанское!» – и огляделась, пытаясь хоть что-то различить в веселой сутолоке.

      – А коммунисты говорят – нищает нация! – снова забрюзжал Миша Сталлоне, однако послушно заткнулся, когда Женя впилась ногтями ему в запястье.

      Вот она! Ярко-рыжая, тощая, смуглая и зеленоглазая, похожая на экзотическую кошку, – Наталья Малявина. Объект! Красивая женщина, яркая. Вернее, ослепительная. Но куда смотрел умница Виктор Малявин, когда делал ей предложение? У бабы грех из глаз так и брызжет, и вряд ли фонтанировал с меньшей силою, когда та ходила в девицах. Эта особа, возможно, и девочкой-то невинной не была никогда. А теперь косила под известную столичную шлюху с татарской фамилией, дочь провинциального поэта, запойного алкаша и трепача.

      Но даже при этом потасканном имидже, даже на традиционно-завистливый женский взгляд, Малявина была чрезвычайно хороша. И платье на ней было великолепное: этакий обманчиво-простенький лоскуток леопардовой расцветки, едва державшийся на сосках и прикрывающий срамное место ровно настолько, чтобы оно казалось прикрытым.

      – Ф-фемина-а! – низко, страстно простонал Миша Сталлоне. – Жень, а как насчет провоцирующих ситуаций? Может, переориентируем операцию? Тут я