Помоги другим умереть. Елена Арсеньева

делать? Решил сдаться, уйти – и выключил электричество? Ну надо же, какая заботливость! Или он хочет внушить Жене, будто ушел, будто опасность миновала?

      Она выждет, потом, не слыша никакого движения, выберется из своего убежища, дойдет до дверей, а там…

      – Да нет там никого, я же тебе говорю, – раздался нервный юношеский голос. – Просто кто-то забыл погасить свет. Не волнуйся – уже заорали бы во все горло, если бы кто-то был!

      А это еще кто? У нападавшего появился сообщник? Или… или какой-то рачительный хозяин все же отправился в подвал в столь поздний час? Бог его надоумил, к примеру. Но зачем погасили свет?

      Надо кричать, звать на помощь!

      Женя открыла рот, но не смогла издать ни звука. Все запеклось в горле – исторглось только слабое сипенье. Женя метнулась к заветной плахе, но тут ее словно кипятком ошпарило: дверь соседнего – ее, не запертого! – сарайчика медленно открылась.

      Женя замерла.

      – Вот и наш домик, – совсем близко послышался оживленный голос. – Давай, Нинулик, вползай.

      – Темно… – отозвался голос девичий, вздрагивающий. – Ты что, забыл фонарик?

      – А зачем он нам? – бодро отозвался юноша. – Я тут все наизусть знаю. Сейчас ты тоже привыкнешь к темноте. Вон там наши мешки и наше одеяльце. Иди сюда… садись. Ага. И я рядом. Нинулик…

      Вздох, несколько быстрых поцелуев, вздох.

      – Погоди, – наконец заговорил парень снова, и теперь голос его тоже дрожал. – Сначала мы выпьем. За нас! Сейчас, сейчас…

      Что-то булькнуло.

      – Дело мастера боится! Готово.

      – Что это? – боязливо пискнула Нинулик.

      – Кагор. Церковное вино. Мы же решили, что сегодня… у нас же сегодня как бы свадьба, да? И мы будем пить вместе. Я читал, что, если мужчина и женщина пьют из одного стакана, они будут неразлучны.

      – Так ведь из стакана…

      – Да какая разница – стакан, бутылка? Все равно неразлучны! За нас!

      Бульканье, торопливые глотки.

      – Ну, пей.

      Бульканье, торопливые глотки.

      – Кислое. Я шампанское люблю!

      – Ну чего ты, Нинулик?

      Поцелуй, долгий поцелуй, шуршание пыльных бумажных мешков.

      – Нинулик… ну ты что?

      – Ой, подожди!

      – Не могу. Я просто лопну сейчас. Потрогай, какой я!

      – Борик, я боюсь!

      – Привет! Раньше надо было бояться. Ты же согласилась. Нет, ты потрогай, потрогай!

      – Борик, давай как-нибудь по-другому. Я не хочу, я боюсь, мать сразу догадается, когда будет стирать. Давай по-другому, как эти… Билл с Моникой Левински.

      – У меня сигары нет, дура, только это.

      – Сам ты дурак, при чем тут сигара? Нет, пусти, пусти, я не хочу, пусти, порвешь, дурак, не надо, Борик, гадина, пусти!

      Но Борик поступал в точности как его знаменитый тезка и в упор не слышал требований о своей отставке.

      Девчонка пискнула уж вовсе дико – и тут Женю словно толкнуло. Она рванула доску и проскочила в узкую щель.

      Борик оказался прав: глаза привыкли