Алые паруса. Алкогольно-романтическая трагедия. Лейтенант Дегре

полуулыбкой сидел в лонгшезе под тентом на палубе и покуривал трубку. От трубки поднимался сладковатый дымок. Пантен отвернулся и в сердцах сплюнул за борт. На полубаке репетировал оркестр – две скрипки, тромбон, фанфары, кларнеты и барабанщик. Дирижировал известный всему Лиссу уличный скрипач Циммер. Вокруг музыкантов собрались все свободные от вахты матросы. Когда оркестр замолкал, разноплеменные матросы по очереди горланили свои привычные песни. В перерывах между еврейскими мелодиями уже исполнили «Пьяного моряка», «Моряцкую волынку» и «Санта-Анну». Настала очередь петь русского по прозвищу Летика. Похабным голосом парень с серьгой в ухе заорал куплеты:

      «Вы матросы-моряки,

      Алы ваши губки,

      Вы возьмите меня с собой,

      Сяду в одной юбке.

      Если хочешь быть моей,

      Поедем со мною.

      Я на платье тебе дам,

      Будь моёй женою.»

      Пантен тревожно оглянулся на капитана. Тот продолжал блаженно улыбаться в клубах конопляного дыма, и Пантен решил пока не прерывать певца.

      Когда приближающийся крейсер дал сигнальный залп, капитан попытался подняться из лонгшеза и закричал матросам:

      – Братцы, нас не обстреляют, не бойтесь: они просто не верят своим глазам.

      – Капитан, – не выдержал Пантен, – нам следует ложиться в дрейф и немедленно! Военные не любят шутить.

      – Они просто приветствуют нас! – улыбнулся капитан.

      – Они подняли сигнал нам остановиться, – терпеливо пояснил Пантен и тихо добавил, – взгляните на флаг.

      Капитан стал вглядываться вдаль, потом беспомощно оглянулся на помощника и громко скомандовал:

      – Лечь в дрейф!

      Пантен с облегчением скомандовал рулевому поворот на ветер, а матросам – по местам для уборки парусов. Шхуна легла в дрейф. Капитал снова безмятежно заснул.

* * *

      Досмотровый катер пришвартовался к шхуне лагом. С обоих судов сбросили на борта кранцы, завели на «Секрет» кормовой и носовой, и перекинули трап. На борт шхуны резво поднялся офицер в белом двубортном кителе, белой фуражке с черным околышем и в белых перчатках. На золотых погонах у него было три звёздочки. Ремень оттягивала кобура с тяжелым револьвером. Следом за ним один за другим проследовали пятеро матросов в белой летней форме, с четырехлинейными винтовками с примкнутыми штыками. Матросы выстроились у борта в шеренгу в ожидании приказаний. Из-под черных бескозырок с золотыми буквами и георгиевскими лентами глядели суровые усатые лица. На черном ремне у каждого висела патронная сумка. У старшего на погоне желтели три лычки.

      При ближайшем рассмотрении шхуна оказалась в образцовом порядке, если не считать странных парусов. Палуба надраена, блестели начищенные медяшки. Матросы, одетые в чистые белые штаны и новые робы, двигались проворно. Пантен, успевший натянуть свой белый китель, застегнул последнюю пуговицу, поправил на голове фуражку, подошел к офицеру