Божественный цикл и Ангельская серия. Надежда Волгина

не палит – поддерживает в жилах жизнь.

      Он топит злую в сердце мерзлоту…

      Сковавшую когда-то в одночасье

      И сделавшую нас теми, кто мы есть:

      Товарищами, путниками по несчастью

      Быть может жизни всей?

      Ведь только так она всегда звалась и, знает кто, всё ещё зовётся?

      Не сталкивался с ней давно.

      Нет, встреча со старухою в расчёты не берётся.

      Ведь жизнь не может быть такой,

      Нет, то не про нас…

      Бродяга, спишь? Мне показалось…

      – То показалось.

      Случается подобное не в первый раз.

      – И снова ты… – А ты теперь про что, ответь?

      Молчишь? И лучше было бы поспать…

      Я слышал монолог. С судьбой иль жизнью?

      Без помощи ста грамм не вникнуть, о чем тобой веден был спор.

      – А ты не можешь завязать… – С чем? С жизнью?

      Мы с ней давно всё порешили и счёты больше не ведем.

      Все счёты многие сошли на нет.

      – А разве так? – Бывает -

      Я всё такой же человек.

      А хочешь если, можешь продолжать

      И называть меня. – Но как ответь?

      – Бродягой, пьяницей, невеждой и балдой -

      Не будет трогать.

      Давно потерян именам подобным счёт.

      Я сплю. А то, что говорю с тобой – то сон.

      Не верь словам, моим. Тем более…

      Ты спи, бродяга, ночь дарует сон,

      Что жизнью, к сожалению, у людей зовётся.

      ***

      «Эй, Толик-разливайка!»

      А бокальчик поменьше за себя выпью, я не жадный, а большую же часть делю на всех. Хотя куда, собственно, деваться? За меня всё уже решили. И в нашей компании в том числе. Причем каждый решает по очереди. Вот такие мы дружные, да. Сегодня, например, моя очередь решать. Не то чтобы я был против, и не жадный я совсем, но сами понимаете, та еще ответственность: одному не дольешь, другому перельешь и припомнят ведь потом, и с тобой потом при следующей раздаче также обойдутся. А мне бы этого очень не хотелось. Обижать людей, я имею в виду. Себя не привыкать, а вот других. Обидно как-то горько, я же понимаю какого это. Меня обижали, да, пару раз, но я не обижался, отнюдь и увы, нет. Человек я все же гордый, а гордость подобного не терпит. Не знаю, как у других. Но моя точно нет, не в её это правилах. Да, у гордости собственные правила имеются, неужели не слыхали? Вот диво и странность, как же жили до этого? Не гордые что ли совсем или пользовались неумело? Ну я вас тут, стало быть, научу. Берете, значит, три четверти водицы огненной и томатный сок. А простите, это из другой оперы, это я к обязанности сегодняшним готовлюсь. Во всем нужно, как говорится кем-то (вроде Толяном?), навык нужно сохранять и отрабатывать. И в гордости тоже, она без тренировки никуда. Зачахнет совсем, так и поминай, как звали: будет мыкаться, а вы кругами и около вокруг гордых и неприступных ходить. А должны быть наравне. Наравне, слышите? Да, бывает что-то со связью, небесные помехи, так сказать. Ну да, на небесах же я, а разве не сказал? И Толяныч здесь, и Вован, и Горыныч. Это мы его за то Горынычем прозвали, что выдыхал больно знатно. Они сейчас выдыхает. Только уже здесь. За одним из столов, как положено. Только кем? Нам же тут и место выделили, да. Жены за нас помолились что ли? Святые были женщины, и сейчас правда есть, но