Следующий день. Роман Заин

ищущий любви. Пытались кидать к ним в клетку мяса, загоняли еще одного раба, всё едино. Митрас выходил, как ни в чем не бывало, даже с сожалением, что приходиться выходить. Но человеческий азарт не остановить. Ставки на то, что старика все-таки сожрут, день ото дня увеличивались, таким образом, подогревая интерес к этому чуду, до каких-то сумасшедших размеров. Буру и Палла выступали в споре непримиримыми соперниками. Растравитель постоянно проигрывал, при этом ставил исключительно на зверей, хитрый вилик, напротив, только на Митраса. И тем не менее, когда-то и это должно было надоесть. Старик оказался непобежденным. Актуальность Митраса пошла на нет, и вскоре про него совсем забыли. Обязанностью ему вменили успокаивать зверей, ибо стоило тому оказаться рядом с разъярённым хищником, запал последнего пропадал в мгновение ока. Надо отметить, что работа пришлась по сердцу Митрасу. Глядя на него со стороны, складывалось впечатление, что идет он вовсе не в клетку к зверю, а идет домой, к семье. Будто видит в ней не свирепых медведей, тигров или львов, а любимую жену, детей или состарившегося отца, дожидающегося сына из далекого странствия. Тем не менее, сегодня, стоило имени Митрас зазвучать, как былой интерес пробудился, и зеваки, словно пчелы почуявшие мед, облепили клетку. Возле звериной решетки настолько плотно, что Буру пришлось пару раз щелкнуть кнутом, чтобы негодяи освободили место для молодого господина. Все-таки спектакль устаревали именно для него.

      Стоило лязгнуть первому засову, звери оживились. Мелкие гиены закрутились в пыли, прижимая морды к земле, при этом визжа и скуля одновременно. Большая же, та, что стояла у Луция за спиной, горделиво вышла на встречу калитке, ожидая приговоренного с некоторым нетерпением. Шерсть на холке стояла дыбом, глаза горели адским огнем, желтые зубы, видневшиеся из поднимаемой верхней губы, оголялись мутным оскалом. Она смотрелась столь ужасна и красива одновременно, что публика, наблюдающая за ней, замерла. Каждый предчувствовал страшное зрелище, пребывая в нервном возбуждении.

      Митрас же напротив, как только сообразил, что речь идет о нем, как бы ожил. Его белое лицо снова наполнилось жизнью, откуда-то появились силы и он бодрой походкой, распихивая перед собой охранников, направился к калитке. Гиена хищным взглядом наблюдала за ним из-за решетки. А он, кажется, не замечая этого, по мере приближения к калитке, все более и более увеличивал скорость ходьбы. Его ускоряющийся бег выглядел со стороны так, что не навстречу смерти торопится дед, а как минимум, возвращался из длительного путешествия домой. Второй засов скрипнул на воротине, и рабы приоткрыли ее совсем немного, так чтобы в случае попытки побега животных, стремительно закрыть. Митрасу же хватало и этой лазейки. Он повернулся боком, и словно краб, пробрался в образовавшийся проход. Очутившись внутри, старик остановился прямо против огромной гиены, которая вытянув морду вперед, вбирала тяжелым хрипением, запах будущей добычи. Остальные собаки в нетерпении скулили и визжали за ее спиной,