Призрак с хорошей родословной. Дарья Калинина

отозвался Виктор. – Я сам вызову ментов.

      И в самом деле вытащив трубку, он позвонил в ближайшее отделение милиции, находящееся, по его словам, в Броннице.

      – Сказали, что приедут, как только починят машину, – сказал он, закончив разговор.

      – У них что, одна только машина?

      – Видели бы вы их отделение, не задавали бы таких дурацких вопросов! – отозвался Виктор, который после смерти Любки определенно начал снова чувствовать себя тут полным хозяином и наглел на глазах. – Пошли в дом. Нужно все обсудить! Тут все равно делать больше нечего. Любку мы не оживим.

      Но никто не торопился уйти. Видя, что его никто не послушался, Виктор ненадолго утратил командирский тон. Так и не обнаруживший при Любке своих денег Прапор сидел в сторонке с убитым видом. Мы с Катькой утешали его как могли.

      – Не могла покончить с собой уже после оформления сделки! – в сердцах восклицал Прапор. – Вот ведь бабы, одними эмоциями живете. Никаких мозгов!

      – Как ты можешь так говорить! – возмутилась Катька. – Тут человек умер, а ты о каких-то деньгах толкуешь.

      – Не о каких-то, а о тех самых, которые я целый год копил! – взорвался Прапор. – Ты сама в жизни ничего не скопила, много ты понимаешь!

      – Все равно так говорить нехорошо, – буркнула Катя.

      Но Прапор ее не слушал, он покачивался, словно в трансе, страшно переживая потерю своих денег.

      – Найдутся твои деньги, – сказала я ему. – Не переживай ты так.

      – Кстати, а когда ты их успел передать Любке? – спросила у него Мариша.

      – После того как мы посидели и разошлись по своим комнатам, я начал кое-что про себя прикидывать, – грустным голосом начал свой рассказ Прапор. – То есть сначала я честно пытался заснуть, но все не мог. Ворочался с боку на бок, думал – а вдруг завтра Любка заявит, что не станет продавать дом. Покурить даже вышел на улицу. И тут вдруг Любка сама возле меня появляется и предлагает, чтобы я ей аванс за дом выдал, а она мне в том расписку напишет. Мол, если Виктор утром снова волну гнать начнет, что дом его и продавать его нельзя, так я ему хоть расписку в нос суну, что уже и деньги заплатил. А документы, скажем, сейчас уже оформляются. Он и утихнет.

      – И ты не удивился такому предложению?

      – Удивился сначала, но она мне сказала, что очень уж ей бывшему мужу досадить хочется. И ей просто невыносима мысль, чтобы Виктор над ней верх взял. И поселился в своем драгоценном доме с этой стервой, на которой снова женился.

      – Ну и…

      – И я аванс ей выплатил, а она мне расписку написала, – ответил Прапор.

      – Деньги ты ей отдал. А куда она их дела, ты видел? – спросила я.

      – В том-то и дело, что к себе в карман пальто сунула! – воскликнул Прапор.

      – В пальто? – воскликнули мы с Катькой. – В такое темно-синее?

      – Ну да, – кивнул Прапор. – Вроде бы она в нем была, когда со мной разговаривала.

      – Тогда я знаю, где твои деньги! – воскликнула я.

      И мы с Катькой потащили Прапора к высохшему колодцу. Любкино пальто до сих пор валялось возле него, где его и бросили. Сверху