Институтки. Надежда Лухманова

шкапиками. В ногах у каждой стоял табурет, и на нем лежали аккуратно сложенные принадлежности дневного туалета. Высокая ночная лампа под темным зеленым колпаком тускло освещала тридцать серых байковых одеял с голубыми полосами. Все девочки, как куклы, лежали на правом боку, в ночных кофтах, с руками поверх одеяла, и еще раз показались удивленной Кильке спящими.

      – Gute Nacht[12], – проговорила она и вышла.

      Пройдя большую умывальную комнату, где горничная стлала себе постель, Килька остановилась и минуты две слушала. Полная тишина! Тогда она наконец вышла в коридор и спустилась к себе во второй этаж.

      Через четверть часа все девочки, кроме самых вялы х, сон ли вы х и л и «безна деж ны х парфешек»[13], бы л и на ногах. Три музыканта сидели на шкапиках и, обернув тонкой бумагой гребенки, настраивали свои инструменты. Кавалеры, запрятав панталоны в высокие чулки, прихватив их подвязками поверх колен, застегнули на груди кофточки, отогнули назад их передние полы, отчего сзади получилось подобие фрака, и углем нарисовали себе на верхней губе черные усики. Дамы сняли кофты и остались в рубашках декольте и manche courte[14] и коротеньких нижних юбочках. Лакеи, в обязанности которых входило разносить угощение, в отличие от кавалеров были без усов, в сюртуках, то есть в кофточках навыпуск. Кое-где на шкапиках появились свои свечи, с лампы был снят абажур. Бал начался. Вокруг кроватей летали пары. Дамы томно склоняли головки на плечо кавалерам, овевая их растрепавшимися длинными волосами. Музыканты надрывались, играя любимый «Вальс шаха персидского». Лакеи уже разносили вторую перемену – свежие огурцы с сахаром. Дирижер (Надя Франк) вел танцы:

      – Rond des dames! Cavaliers solo! En avant![15] Стой, стой, Бульдожка, ты опять танцуешь с лакеем…

      В это время дверь из умывальной приотворилась, загораживавшая ее пирамида из табуретов, надетых верхом один на другой, рухнула. Кавалеры, дамы, музыканты, лакеи разлетелись кубарем по своим кроватям; не только свечи, но и лампа потухла. Корова и Килька, отодвинув табуреты, вошли в дортуар, погруженный во мрак. Горничная, задаренная девочками, только через пять минут могла отыскать спички, и когда лампа была зажжена – на тридцати кроватях лежали тридцать девочек, все на правом боку, с руками поверх серого одеяла с голубой каймой. Только – о ужас! – несколько девочек были без кофт, с распущенными волосами, тогда как строго-настрого было приказано заплетать их на ночь в одну косу. У других на верхней губе еще виднелись черные тонкие усики, на шкапиках всюду лежали остатки запрещенного пиршества…

      Килька, с перекошенным от злости лицом, дотрагивалась своими сухими пальцами до ног виноватых и говорила только: «Du, du, du und du, steht auf!»[16] И, как после арии Роберта «Восстаньте из гробов!»[17], с кроватей поднялись шесть девочек в белом, которые начали сконфуженно приводить в порядок свои шутовские наряды, вытирать полотенцем лица и кутаться в зеленые байковые платки (платье при ночных экскурсиях не надевалось), затем покорно двинулись в путь за классной дамой.

      – Und morgen werde ich alles Maman erzählen![18]

12

Спокойной ночи (нем.).

13

Парфешка – прозвище отличницы (от франц. parfaire – доводить до совершенства).

14

Короткий рукав (франц.).

15

Дамы в круг! Только кавалеры! Вперед! (франц.)

16

Ты, ты, ты и ты, встать! (нем.)

17

Ария из оперы Дж. Мейербера «Роберт-дьявол».

18

И утром я все расскажу Maман! (нем.)