Котенок Господа Бога. Рождественские истории. Людмила Петрушевская

следующий вечер, чтобы как-то порадовать своих, Оксана прихватила со склада небольшую тую в горшке – чтобы она сыграла роль елочки с последующим возвращением на место.

      Клавочка посмотрела на тую и сказала:

      – О, вечный покой.

      Такое у нее было настроение. Она трудолюбиво смотрела все криминальные выпуски про бандитов и аресты, находя в этом временное успокоение, то есть каждый раз именно в данный вечер, прямо у нее на глазах, справедливость торжествовала. Но оптимизма ей это не прибавляло.

      – Да это как бы елка, – пояснила уставшая Оксана. – Импортная.

      – У нас такая же посажена в ногах, в Полтаве. Где папа с мамой и мои Витюшка с Толечкой.

      Ничего себе порадовала Клавочка бедную Оксану.

      Тем временем озабоченная мама Нина на столе в большой комнате опять колдовала с выкройками из «Бурды», затем села стрекотать на машинке.

      – Я ничего этого не надену, – предупреждающе рявкнула Оксана в маленькую комнату.

      – Ладно! Договорились! – беззаботно откликнулась мама Нина. – Пойдешь встречать Новый год, то посмотришь.

      – Я никуда не пойду! – прорычала Оксана. – Куда я пойду? Кому я нужна?

      Мама Нина явно шила что-то из того воображаемого оранжевого якобы шелка, который она надыбала в благотворительном секонд-хенде.

      Так и оказалось. В день Нового года жалко улыбающаяся Нина Сергеевна вышла из спальни с ворохом красно-желтой материи в руках.

      Клавочка трудилась на кухне, она поставила в духовку пирог с капустой. Пирог с дачными яблоками, пока еще в виде заготовки, ждал своей очереди.

      – Наш подарок, – объявила мама Нина робко. – Платье вам.

      – Не надену, и не воображай себе, – жестко сказала Оксана.

      – Ну подумай, как Клава обрадуется. Она же вчера с утра это шила. Пока мы были на работе. И все швы заоверлочила сама, да как аккуратно! А то лохмы висели. Она мастер была по индпошиву, Клавдия. Закройщица. Верхнее платье делала на бортовке, с грудью. Помнишь изумрудный пиджачок Мишеньки? Плечики на вате были! Так сейчас не умеют.

      – Слушшай! Пиджачок! – зашипела Оксана. – Мало мне всего этого, да? У меня сессия через две недели! Я ничего не успеваю! А Ольга меня не отпускает! У нее как бы планы в феврале! Тогда уйдешь от нас, говорит, если на сессию уйдешь. У меня, кричала, не благотворительный фонд! Я сама на себя зарабатываю и на мужа с дочерью! Орала. Скажи теперь, мама! Мне сейчас до твоих нарядов из секонд-хенда? А?

      Тут вошла Клавочка, увидела шелк в руках мамы Нины и строго сказала:

      – Да ей не понравится, гляди. У меня руки стали как крюки. Глаз уже не тот. Криво пошила. Да я как бы закройщица, отшиваю-то средне. Оксаночка, прости меня бога ради.

      С сухими глазами, прямая как деревяшка, она проследовала в спальню и там зашелестела молитвенником.

      Московское «как бы», пойманное у Оксаны, с недавних пор стало для Клавочки выражением сильных чувств.

      Нина Сергеевна положила комочек шелка на диван, а затем, тряхнувши головой, пошла на кухню. Спустя минуту там гремели противни, звякала посуда, потом в ход