Времена Амирана. Книга 3: Смерть как форма существования. Сергей Голубев

войдут друг с другом в противоречие?

      Вернулся шут. Причем, не один. Впереди шел генерал, командующий гвардии. Он шел, гордо неся высоко поднятую голову над своими широкими, не сутулыми плечами. Руки генерала были за спиной, очевидно связанные. Генерал увидел лейтенанта и молча кивнул ему, подходя. Гаад ответил тем же. О чем тут говорить? Не желать же доброго утра. Это, право же, выглядело бы насмешкой. Приблизился и Куртифляс.

      – Ну, что, господин лейтенант, – весело начал он, – вот и пришло время присяги.

      Гаад вопросительно взглянул на Куртифляса. Генерал усмехнулся.

      – Возьмите, – сказал Куртифляс, протягивая что-то лейтенанту, – вот текст вашей присяги.

      Гаад взглянул на то, что было в руке шута. Тот протягивал ему нож, рукояткой вперед.

      – Держите, держите.

      – Зачем? Что это?

      – Это нож. Держите же, наконец!

      Лейтенант взял двумя пальцами деревянную отполированную рукоятку. Он начал догадываться, чего хочет от него этот человек. Догадка была страшной, но ничего другого не приходило в голову.

      – Я думаю, вас не надо представлять друг другу? – В тоне шута сквозила ирония. – Ну, вот и отлично. Значит, так. Вы сейчас должны будете этим ножом убить этого человека. Я надеюсь, вы сможете сделать это быстро и безболезненно? Вы же профессионал. А я со своей стороны обещал ему не оживлять его. Пусть покоится с миром. Верно, генерал?

      Гаад с ужасом смотрел на генерала, а тот вдруг широко улыбнулся и шагнул навстречу. Он улыбался, топорща усы и обнажая неровные зубы, а вот глаза – глаза были мрачными.

      – Давайте, лейтенант. – Проговорил генерал. – Раз уж вы решили перейти на службу этому… – генерал кивнул в сторону спокойно стоящего неподалеку Куртифляса, – этому шуту. Давайте, не стесняйтесь.

      Лейтенант отвел глаза в сторону. Ладонь, держащая рукоятку ножа, вспотела, в ушах стоял гул. Ужас неизбежного давил на плечи так тяжко, что начали подрагивать колени. Он чувствовал себя так, как будто это себя он должен был сейчас ткнуть этим ножом. И, в общем-то, это так и было. Что туда лезвие, что сюда – все равно. Он, такой, как есть, каким был только что, все равно умрет. Все равно его больше не будет. А будет кто-то другой.

      А генерал, понимая все, и желая подбодрить, а может, разозлить, сказал с усмешкой:

      – Все хотел вам сказать, да как-то… А, ладно!.. Знаете, как вас все называют? Гадюкин. Ну, давай же, Гадюкин, бей! Что ты как!..

      Последние слова он выкрикнул, словно выплюнул в побелевшее лицо лейтенанта. И не успел договорить, охнув и согнувшись от удара.

      Рукоятка выскочила из потной ладони и нож остался торчать в ране. Генерал опустился на колени, согнулся, а потом завалился на бок.

      – Кропаль! – Крикнул Куртифляс живому трупу, так и торчащему за спиной Гаада – или, теперь уже Гадюкина? Гадюкина раз и навсегда?

      – Кропаль! Возьми этого. Закуси.

      И помертвевший от ужаса Гадюкин увидел, как этот… как этот склонился над еще, похоже, живым генералом. Раздался странный, чавкающий звук, и из горла лежащего