Herr Интендантуррат. Анатолий Дроздов

тебя.

      Крайнев наклонился и поцеловал ее руку. Слезинка выкатилась из глаза женщины и побежала по щеке.

      – Ты все такой же: молодой, красивый, а я…

      – Ты тоже красивая!

      – Хоть бы сейчас не врал! – вздохнула женщина. – Пришел попрощаться?

      – Сказать спасибо.

      – За что?

      – За сына и внуков.

      – Ты видел их?

      – На фотографии.

      – В жизни они интересней! – женщина заулыбалась. – Хочешь, познакомлю?

      – Будет трудно объяснить, почему отец вдвое младше сына и ровесник внуков. Я не растил их, не помогал им, не жил их бедами и радостями.

      – Здесь нет твоей вины.

      – Они могут посчитать иначе. Сама подумай: жизнь у людей сложилась и движется по устоявшейся колее, и вдруг – на тебе! Неизвестно откуда взявшийся отец и дед! Сочтут сумасшедшим или, того хуже, – жуликом.

      – Трусишь?

      Крайнев кивнул.

      – Все мужики такие! – вздохнула женщина. – Воевать – орлы, а как в самом главном… К тому же ты не еврей. Нас слишком мало на земле, мы ценим каждого родственника. Сама им скажу. Как тебя зовут, по-настоящему?

      – Виктор. Виктор Иванович. – Крайнев протянул визитку.

      – Непривычно. Савелий мне нравился больше. Отдам. Пусть думают.

      Некоторое время оба молчали.

      – Ты давно в Израиле? – спросила женщина.

      – Неделю.

      – Один?

      – С Настей.

      – Как она?

      – Освоилась. Работает сиделкой в кардиоцентре. У нас все хорошо.

      – Кто б сомневался! – вздохнула женщина. – С тобой, да чтоб плохо? Дура я, дура! – женщина заплакала. Крайнев наклонился и поцеловал ее в соленые щеки. – Ладно! – она оттолкнула его. – Иди! Попрощался – и будет!

      Крайнев встал.

      – Постой! – женщина приподнялась на кровати. – Я хочу, чтоб ты знал. Дни с тобой – самое светлое, что было в моей в жизни. Когда было трудно, я вспоминала их, и становилось легче. Спасибо! Пусть у вас сбудется, что не сбылось у меня! Благослови вас Бог!

      Крайнев поклонился и вышел. В отель он вернулся к обеду и нашел Настю на пляже. Она загорала на лежаке, рядом сидел какой-то хлыщ и молол языком. Завидев Крайнева, хлыщ растворился, словно его и не было.

      – Кто это? – спросил Крайнев.

      – Не знаю! – пожала плечами Настя. – Пришел, сидит, болтает, но о чем – непонятно. Я не понимаю по-английски.

      – Что тут понимать! – сердито сказал Крайнев. – Ежу ясно. Его счастье, что смылся.

      – Видел Соню? – спросила Настя.

      – Ты знаешь? – удивился Крайнев.

      – Я не понимаю по-английски, – сказала Настя, – но слово «госпиталь» одинаково во всех языках. И фамилию «Гольдман» я не забыла. Как она?

      – Умирает.

      – От чего?

      – От болезни, которую не умеют лечить. Старость. Ей за девяносто.

      – Что она сказала?

      – Пожелала нам счастья. И благословила.

      – Она