Тишайший (сборник). Владислав Бахревский

с обозом пути теперь расходились. Усадил в сани Марковну, Ванюшку к ней под тулуп. Можно бы и в путь-дорогу. И тут вышла из дому девица-красавица. В шубе из черной лисы, платок, как облако, пушист, нежен.

      – Вы ведь в Лопатищи? Возьмите меня.

      У Аввакума голос опять пропал.

      – Батька, что же ты молчишь? – удивилась Марковна, силясь повернуться вместе с тулупом к облучку.

      – Садись, – выдавил из себя Аввакум: мало сатане ночных мук, мало бессонной ночи и видений пагубных.

      – Меня Палашкой зовут! – сказала девица, усаживаясь рядом с Марковной.

      Та опять окликнула мужа:

      – Петрович, сеном-то закидай нас.

      Поп слез с облучка, не глядя женщинам в лица, подоткнул сено с боков.

      Вынырнуло из тулупа личико Ванюшки, глазки сожмурил, а рот, как у лягушонка, до ушей раздвинулся – улыбнулся отцу.

      – Ванюшку спрячь, не надышался бы холодом!

      Укрывая женщинам ноги тулупом, глянул-таки на Палашку, а та тоже смотрит, и в глазах-то вопрос, как теленочек новорожденный, на ножках неверных покачивается. И губы, вместо того чтоб в слово сложиться, дрожат. Совсем Аввакум перетрусил.

      Приехали в Лопатищи в полдень. Теплынь на дворе, того и гляди, ручьи побегут.

      Народ в Лопатищах весело суетился. Все мужички на розвальнях какие-то мешки к воеводским амбарам везут и от амбаров – тоже с мешками.

      – Что тут у вас делается? – остановил Аввакум одного жителя.

      – Воевода Иван Родионыч рыбное дело завести собирается. Скупает у людей соль.

      – Это как же так? Да стой ты! – крикнул Аввакум своему монаху-вознице.

      – За фунт соли пять фунтов зерна дает. Первое, почитай, благодеяние от воеводы-то нашего.

      – Благодеяние?! – Аввакума так и подбросило в санях. – А ты знаешь, сколько теперь соль стоит?

      – Нет! – испугался житель.

      – Гони к амбарам! – заорал Аввакум на возницу и сам дернул за вожжи.

      Подлетели к амбарам. Поп на крыльцо прямо из саней прыгнул:

      – Эге-гей! Слуша-а-ай!

      Люди увидали своего «батюшку», оставили дела, подошла.

      – Люди! Вас грабят белым днем! По царскому указу, соль ныне стоит две гривны за пуд. Сей оброк назначен вместо всех прочих тягот, вместо стрелецких денег, вместо четвертных, ямских.

      – Ай-я-яй! – вдарился бежать сосед Аввакума Сенька Заморыш. – Чуть не продал последние три фунта. Моя очередь вторая была.

      – А как же я? – завыла баба. – Я продала. Всю соль сгребла и продала. Без соли теперь сидеть.

      Поднялся вой, крик. Люди кинулись к амбарам отбивать свое. Аввакум спрыгнул с крыльца, хотел сесть в сани, но возница-монах кнутовище, как пику, выставил:

      – Пошел-пошел! Беды с тобой не оберешься… А ну, бабы, вон из саней.

      Женщины выбрались из кошелки, и монах, нахлестывая лошадку, укатил догонять обоз.

      И тотчас, взметая снег, налетел на резвом скакуне Иван Родионович.

      – Аввакум! – заревел. – Гиль заводишь? Да я тебя!..

      – Чем кричать, скажи-ка людям,