Наследники легенд. Ирина Шевченко

прекрасней, чем пение ауров… А они там без ушей. Как они будут слушать ауров без ушей? Вот я собираю для них… Собрала. Только теперь нужно вернуться и каждому в могилку положить. Это далеко. Арай сказал, может, к осени в тех местах будем. А уши в мешке преют…

      Снова зажигать свет я не стала: не хотела видеть, как она плачет, не хотела, чтобы она видела, что и у меня глаза на мокром месте.

      – Сейчас кто-нибудь живет в поселке или все ушли?

      – Все ушли. К аурам…

      …Дождь. Не прекращающийся третий день ливень. Холодно и одежда вымокла. Но вода смывает с трупов кровь, а раскисшую, недавно оттаявшую землю легче ковырять лопатой. Неглубоко – иначе не хватит силенок на всех. А чтобы зверье не разрыло могилы и не добралось до тел, она привозила на тележке камни из обвалившегося забора и крупную глиняную черепицу, что староста купил в Галаэ. Хотел крышу по весне перекрыть… вот и будет ему крыша. И ему, и всем остальным. А еще вспомнила, как собирали старшие покойников, и обошла дома. Охотникам – луки или ножи. Их женам – цветные платки или бусы. Детям – игрушки. Маме положила серебряную ложечку, что лежала в тайничке за печкой. Братишке – деревянного петушка, которого отец купил, когда последний раз ездил на ярмарку. А Кае… Каине отдала бусы из ракушек. Когда-то у той были такие же – потеряла прошлым летом, когда купалась в реке. Потом просила свои подарить: все равно, мол, охотнице украшения ни к чему, а она бы к синему сарафану надевала…

      Сестру похоронила последней. Долго, как в зеркало, смотрелась в посеревшее личико той, что всегда была рядом – с рождения и даже раньше, еще в материнской утробе. И все не решалась засыпать родное лицо землей. Каине же и сделала первый подарок. Напавшие на поселок бросили труп одного из своих – крупного, бородатого мужика в мохнатой дохе, которому кто-то из односельчан расколол топором голову. Доху она взяла себе, труп оставила волкам, все три дня бродившим вокруг поселка, в котором убили всех собак. А уши, кривые и мясистые, отрезала для Каи. Ничего, что они такие некрасивые. Главное, что есть. Ауры приложат их к ее головке и сделают такими же маленькими и хорошенькими, как у нее были раньше. Осталось только найти уши для остальных семидесяти двух человек…

      Холод зимнего дождя еще отзывался дрожью в теле, когда я вынырнула из чужой памяти. Собственный голос тоже показался чужим:

      – Сколько уже прошло?

      – В феврале два года было.

      Глаза привыкли к темноте, и я различала забившийся в угол живой комочек: отважная лучница, свирепая волчица… маленькая девочка, лишившаяся всего и ставшая взрослой в один день. Хотелось присесть с ней рядом… Но жалость – это то, чего она мне никогда не простит.

      – Сколько тебе лет, Вель?

      – Семнадцать. Скоро. Так ты уйдешь или нет?

      Злость в последних словах показалась неубедительной, но я шагнула к двери и опять остановилась на пороге.

      – Знаешь, не обязательно класть их в могилы. Можно сжечь. Как в храмах сжигают дары для богов и усопших. Вы же делали так?

      – У