Колдовство для олигарха. Яна Тройнич

глупость всякую. Мы только спасаем да выручаем – и Иванов-дурачков, и Иванов-царевичей.

      Пришлось просить прощения и заглаживать свои слова совместной чарочкой. Вскоре сестры хозяйки совсем расчувствовались:

      – А еще не хотели лететь сюда. Тяжко уж старым путешествовать: и ноги ноют, и сердце пошаливает. Но теперь довольнешеньки – с такой славной женушкой своего правнучка познакомились!

      Тут старушки, словно забыв о моем присутствии, принялись меня обсуждать.

      – Сразу и не разглядела, как хороша девочка. Уж прости глупую.

      Смуровна проворчала:

      – Давно тебе, Яговна, следовало принимать настоечку для глаз.

      Митяновна добавила:

      – А ей никакая настоечка не поможет. Никто никогда не нравился.

      Яговна возмутилась:

      – Что вы несете?! Понравилась мне Любушка, да еще как!

      И сестры дружно выпили за меня.

      После третьей чарки захотелось чего-то душевного. Мы хором исполнили песню «Соловей, соловей, пташечка». Я знала эту песню от бати, очень уж он обожал петь, когда выпьет. После четвертой захотелось поплясать, и мы дружно сбацали «барыню». К моему удивлению, о своих больных костях бабки даже не вспомнили. Когда стемнело, вышли во двор, разожгли костер и уселись вокруг него. Знала бы, чем закончатся эти посиделки, ушла бы лучше спать.

      Бабули захватили с собой знаменитую мухоморочку, а для меня – медовуху. Время от времени прикладывались к чарочке и меня не забывали потчевать. Дрова потрескивали, искры летели высоко вверх. Сидеть около огня было тепло и приятно.

      – Спой, Любушка, порадуй старых. Песни у тебя уж больно красивые.

      Ну как не уважить таких славных старушек? Мысленно перебрала репертуар папаши. Песня про одинокую рябину точно должна понравиться.

      Тонкими ветвями я б к нему прижалась

      И с его листвою день и ночь шепталась.

      Но нельзя рябине к дубу перебраться,

      Знать, ей, сиротине, век одной качаться…

      При этих словах я вспомнила Федю и хлюпнула носом. Бабки бросились утешать:

      – Да не успеешь и глазом моргнуть, девонька, как Кощеюшка вернется! Таких красавиц надолго не оставляют.

      Я не стала разочаровывать старушек. Шмыгнула в последний раз и вытерла глаза. Махнула рукой, собираясь продолжить. Однако что дальше случилось с рябиной, старушкам узнать было не суждено. Излишек медовухи сослужил моему желудку нехорошую службу. Я зажала рот руками и бросилась в кусты. Вышла обратно бледная и дрожащая, меня словно вывернули наизнанку.

      Бабки запричитали:

      – Что с тобой? Лица на тебе нет.

      – Не знаю, со вчерашнего дня подташнивает.

      Старушки радостно переглянулись и многозначительно уставились на меня. И вдруг дружно захлопотали:

      – Тебе, красавица, следует прилечь и отдохнуть. А мы тебя станем лелеять да холить. Вот Кощеюшка-то обрадуется!

      Я не поняла:

      – А при чем здесь князь? Не ему, а мне плохо.

      – Как при чем? Не без его ж участия все получилось.

      Бабки глядели на меня с умилением, а я уже