Королева Марго. Александр Дюма

любви.

      – О ваше величество! – тихо произнесла баронесса, опуская глаза. – Я… я не понимаю… Нет, нет! Нельзя бежать от счастья, которое вас ждет.

      – Моя прелесть, в этом зале – четыре Генриха: Генрих Французский, Генрих Конде, Генрих Гиз, но только один Генрих Наваррский.

      – И что же?

      – А вот что: если Генрих Наваррский всю ночь проведет у вас?..

      – Всю ночь?..

      – Да. Убедит ли это вас, что у другой он не был?

      – Ах, сир, если вы сделаете так!.. – воскликнула на этот раз мадам де Сов.

      – Так и сделаю, честное слово дворянина!

      Мадам де Сов подняла на короля глаза, полные страстных обещаний, улыбнулась ему такой улыбкой, что сердце Генриха забилось от радости и упоения.

      – Посмотрим, – продолжал Генрих, – что вы скажете тогда?

      – О, тогда, ваше величество, тогда скажу, что я действительно любима вами.

      – Святая пятница! Вы это скажете, потому что так оно и есть.

      – Но как же это сделать?

      – Ах, боже мой! Неужели, баронесса, у вас нет какой-нибудь камеристки, горничной, служанки, на которую вы могли бы положиться?

      – О да! У меня есть моя Дариола, которая так предана мне, что даст себя изрезать на куски ради меня: настоящее сокровище.

      – Скажите этой девице, баронесса, что я ее озолочу, как только, согласно предсказанию астрологов, стану королем Франции.

      Шарлотта улыбнулась, потому что в это время установилось невыгодное мнение о гасконских обещаниях Беарнца.

      – Ну хорошо! Чего же вы хотите от Дариолы?

      – Того, что ей не стоит ничего, а для меня – все.

      – А именно?

      – Ведь ваши комнаты над моими?

      – Да.

      – Пусть она ждет за вашей дверью. Я тихо стукну в дверь три раза; она откроет, и вы получите то доказательство, какое я вам обещал.

      Несколько секунд мадам де Сов молчала; потом повела вокруг себя глазами, как бы желая убедиться, что никто их не подслушивает, и на мгновение остановила взор на группе дам, окружавших королеву-мать; это было действительно мгновение, но его было достаточно, чтобы Екатерина и эта приближенная к ней дама обменялись взглядами.

      – А вдруг у меня явится желание уличить ваше величество во лжи? – сказала мадам де Сов голосом сирены, растопившим воск в ушах Улисса.

      – Попробуйте, милочка моя, попробуйте.

      – Говоря честно, мне очень трудно победить в себе это желание.

      – Так пусть оно победит вас: женщины никогда не имеют такой силы, как после поражения.

      – Сир, когда вы будете французским королем, я вам припомню ваше обещание Дариоле.

      Генрих Наваррский даже вскрикнул от восторга.

      Замечательно, что радостное восклицание вырвалось у Генриха в то самое мгновение, когда Маргарита Валуа ответила герцогу Гизу латинской фразой:

      – Noctu pro more.

      Так Генрих Наваррский и Генрих Гиз одновременно – и оба радостные – расстались со своими дамами, один – с Шарлоттою де Сов, другой – с Маргаритой Валуа.

      Спустя час после двух этих разговоров