Гений из Гусляра (сборник). Кир Булычев

дотянуть, – разумно ответила Ксения.

      – Не опускайся на грязную землю, – попросил Корнелий супругу. – Ничего ты там не найдешь, кроме мелочности. Смотри вдаль.

      – Корнелий, не заболел ли?

      – Спустись вниз, подойди к посланцу Истины, убедись, насколько ты не права.

      – Только этого мне не хватало! А кормить тебя, оболтуса, кто будет, Пушкин?

      Удалов вздохнул, но не отчаялся. Как настоящий миссионер, он понимал, что миссии легкими не бывают. Сколько святых людей закончило свои дни на кострах, а то и в желудках каннибалов! Мысль Удалова, хоть и была подсказана растением, частью которого он уже становился, сохранила некоторую земную самобытность, потому что понятия каннибализма среди гренадинов не существовало.

      Пришел Стендаль.

      Он, конечно, значительно отстал от Удалова в процессе превращения в инопланетное растение, но был на верном пути.

      – Будем трудиться? – спросил он.

      Удалов посмотрел на него ясным взором и произнес:

      – А есть смысл вообще в воспоминаниях? Разве не отвлекают они нас от слияния с Космосом?

      – Странно, – ответил Стендаль. – С одной стороны, я положил немало сил для того, чтобы запечатлеть для потомков ваши героические деяния...

      – Ах, оставьте! – ответил Корнелий Иванович. – Мне теперь стыдно даже думать о том, на что ушла моя жизнь, вернее, ее первая половина.

      – Понимаю вас, понимаю, – согласился Стендаль. – Но жалко, а?

      – Нет, не жалко!

      Ксения смотрела на мужа и Мишу, не понимая, что с ними случилось. Разумеется, она не связывала это поведение с прилетом во двор инопланетной штуки. Но была встревожена. Тем более что и Корнелий, и Миша категорически отказались поесть.

      Тут со двора донеслись голоса.

      Внутренним чутьем – а ведь Корнелий был теперь связан невидимыми нитями с главным деревом – Удалов понял, что шум связан с инопланетным гостем.

      Оказывается, пришел милиционер Пилипенко-младший, тут же к нему присоединился Ложкин.

      Милиционер был в бронежилете, с дубинкой и автоматом.

      Это не означает, что такое вооружение ему было необходимо в мирном Гусляре, но раз такое завели в Москве, то мы ведь не хуже? Мы этого достойны?

      Милиционер обследовал дерево, не подходя к нему близко, за ним ходил Ложкин и громко ругался на то, что во двор уже выйти стало нельзя, так все загадили, а спросить надо с Удалова, потому что тот приманивает непрошеных гостей.

      Дерево, конечно же, слушало этот разговор и не все понимало, однако ему было неприятно ощущать отрицательные эмоции Ложкина, и потому оно принялось кидать в Ложкина стрелки, не забыв, конечно, и о милиционере.

      Ложкин пострадал почти сразу, но не заметил в пылу битвы, а вот сержант Пилипенко-младший устоял, так как был в бронежилете, а его семенами, даже космическими, не пробить.

      Вышел Минц.

      – Я согласен с Ложкиным в одном, – сказал он милиционеру, – мы не знаем действительных целей этого синего монстра. Хочет ли он нас любить или будет порабощать?

      – Любить! – крикнул