Заметки молодого человека. Виктор Большой

всё равно докажу своё, вот увидите.

      Света, подойдя, погладила его по плечу:

      – Они же шутят, мы в тебя верим.

      – Да? – Переспрашивает он с недоверием.

      – Всё в порядке, Пашка, – говорю ему я. – Мы действительно шутим.

      Пашка, повеселев, говорит:

      – А с этим физиком, я думаю, дело было так. Сидел человек у себя в саду, скучал. Подзывает слугу:

      – Подай-ка, братец, беленькой грамм пятьсот!

      Недолго думая, опрокидывает в себя для завязки сначала сто пятьдесят. Чувствует – нет контакта, не зарождаются в голове законы, тайны мироздания остаются на прочном замке. Ан-ка, ещё – двести.

      – Так, – продолжает Павел знакомить нас со своей версией того, как были открыты известные каждому школьнику законы, – кажется, пошло дело. Ну-ка шарики столкнём друг с другом. О, как разлетаются! И так далее.

      И тут же:

      – Эврика! – Кричит он. – А не сообразить ли и нам, того? – И он щёлкает себя пальцем по горлу.

      Но в ответ получает дружное напоминание о том, что мастерская – это территория свободная как от алкогольных паров, так и от всего остального, кроме творчества.

      Мы со Светкой переглядываемся украдкой. Увы, несколько раз мастерская, холостяцкий одноместный топчан, стоящий в углу, был использован не для художественного творчества, а для иного – мы творили на нём своё случайное счастье. Этот «диван» был просто раем после лестниц, коридоров и прочих укромных мест, где время от времени мы уединялись…

      Глава 7

      Всё рано или поздно заканчивается, как известно. Подошли к концу и Светкины занятия в аспирантуре. И засобиралась моя красавица домой, в большой и симпатичный город на берегу Оки. Там, как оказывается, ей родители уже давно кого-то подыскали для светлой, счастливой и безбедной жизни (чтобы – и душа в душу, до гробовой доски, так сказать; и, чтобы, что не скатерть в доме, то – самобранка). Кого – сразу так и не понять; особенно если тебя такой новостью, как бревном по голове.

      Сборы и проводы не отняли много времени. А затем – вокзал, перрон, запахи и звуки, неведомо откуда доставленные сюда поездом дальнего следования, чьи-то голоса, глаза, смех, напоминающий бьющийся хрусталь, слёзы, вскрики, возгласы, торопливые обещания любить всегда (и везде?). И вот она уже за стеклом, она уже там, в вагоне, а я всё еще здесь. Почему? Поезд тронулся. Крикнуть, догнать, сорвать стоп-кран…?!

      Какой-то мусор, кем-то выброшенные полиэтиленовые пакеты пытаются увязаться за последним вагоном поезда, увлекаемые воздушными потоками. Но и они, в конце концов, отстают, замирают. «Финита ля комеди», господа?! Ещё одна страница жизни перевёрнута…

      Поздний, очень поздний вечер. Неторопливо бреду после очередных занятий. Работа, а потом ещё и учёба – это вам не ёлы-палы. Полное опустошение, голова словно чугунная. Если вот так не побродить после учёбы, то на следующий день будешь как плохо отжатая половая тряпка. А нужно быть в форме. Потому что нас всех, любого и каждого ждут великие дела! Да-да, не смейтесь, великие. Каждый