Освободитель. Александр Прозоров

невольно расползлись в улыбке.

      – Полагаю, к концу лета у тебя будет уже два сына, мой драгоценный, а не один.

      – Счастье мое! – Егор порывисто обнял жену и крепко расцеловал.

      – Твое, и только твое! – клятвенно заверила Елена. – И посмей теперь хоть на час от меня до отъезда своего отлучиться!

      – Не отлучусь! Ни на минуту… То есть… Прости… Кажись, я сарацина своего в комнате запер. Сбегаю, проверю. Вдруг ему приспичит?

      – Беги, сокровище мое… – горько усмехнулась Елена. – Беги.

      Проводив мужа взглядом, она повернулась к иконе и несколько раз широко перекрестилась, отвешивая Богоматери глубокие поклоны:

      – Спасибо тебе, заступница. Спасибо, милостивица. Вот уж не ожидала, что ревнивый Егорка мой такой. За слова пустые и то чуть не прогнал. Кабы с настоящим любовником застал, так и вовсе убил бы, верно, на месте. Помилуй меня, матушка, от такой беды. И от ревности мужней помилуй, и от ума помешательства, дабы помутнения душевного не случилось, дабы и вправду ни с кем не спутаться…

***

      Впервые за многие месяцы Егор смог поутру вдосталь поваляться в постели. Причем с женой. Причем…

      Ну, если бы речь шла о простолюдинах, али худородных боярах, можно было бы сказать, что и «покувыркались», однако великий князь и император с супругой, естественно, не «кувыркались», а благородно «почивали».

      Правитель юной державы решил, что раз уж он объявил о наличии важных забот – то под этим прикрытием несколько церковных служб можно и прогулять. Ему – на вопросы лишние отвечать не придется, народу – немного беспокойства на пользу пойдет. Пусть знают, что правитель всего и вся тоже не зря свой хлеб кушает, и тоже порою занят бывает до невозможности.

      Елена тоже никуда не пошла и завтраки у себя на время отменила, не отлучаясь от мужа буквально ни на минуту – словно в первые годы их знакомства. И пользовалась каждым свободным часом, чтобы доказать свою любовь. У супругов словно случился второй медовый месяц. Точно так же, как первый – наполненный хлопотами деловыми и ратными, хитростями и интригами. Но теперь еще – и первобытной страстью.

      Покой правящей четы оберегали ключница Милана и кравчий Федька – ныне уже возмужавший и остепенившийся, но преданный, как и прежде. И потому Егор особенно изумился, когда, выглянув из покоев, дабы позвать слугу, неожиданно обнаружил перед собой веселого Пересвета, на этот раз одетого в ферязь. Небогатую – синего сукна, подбитую горностаем – но зато новенькую. Сапожки на нем тоже были нарядные, сиреневые, и шапка того же цвета.

      – А ты тут чего делаешь? – изумился Вожников.

      – Так это… – попятился малолетний княжич. – По повелению великой княгини… За сарацином присматриваю.

      – Федька-а!!! – заорал Егор, и уже через несколько мгновений кравчий, с громким топотом промчавшись по коридору, встал перед господином.

      – Здесь я, княже… – запыхавшись, выдохнул он.

      – Выброси этого прохвоста из дворца, и чтобы духу его в городе больше не было!

      – Слушаю, княже. – Федька