Освободитель. Александр Прозоров

изучил наши обычаи, мудрый Хафизи Абру, – хмыкнул Егор.

      – Благодарю, великий князь, – поклонился в ответ на похвалу сарацин.

      Вожников прошелся вдоль стены, постучал согнутым пальцем по карте Франции:

      – На чем мы остановились? А-а, на разведке. Надо бы мне по-тихому прокатиться там да осмотреться.

      – Коли ты намерен отправиться с визитом, великий князь, нижайше прошу взять меня с собой, дабы я мог составить описание земель христианских.

      – Какой визит, мудрейший? Кто мне что покажет и расскажет, если я со свитой в окружении рати поскачу, да с королями во дворцах обниматься стану? Мне не королей, мне нутро державы пощупать надобно. Чем народ дышит, на что ратники жалуются, какие помыслы у дворян, в чем меж знатью разногласия? Слухи среди черни послушать, чаяния их узнать. Опять же на дороги посмотреть тамошние, на крепости, на дисциплину ратную, на порядки местные.

      – Лазутчиков послать мыслишь?

      – Хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам… – задумчиво ответил Егор. – Лазутчика тоже учить надобно. Не всякий прочность стены по виду определит, не всякий в мыслях дворянских разберется. А иные еще не то сказывают, что узнали, а то, чего я от них услышать хочу. Нет, мудрый Хафизи Абру, самому и быстрее, и надежнее.

      – Ты великий властелин, господин, ты князь и император! А жизнь лазутчика хрупка, как ветка саксаула. Как можно подвергать себя такой опасности?

      – Ладно, пусть будет так, – внезапно согласился Егор. – Все бабы дуры. Пойду просить прощения. А ты, друг мой, карту рисуй. Не отвлекайся.

      Великая княгиня, всхлипывая, стояла в углу своей платяной горницы, предназначенной для переодевания: с двумя зеркалами – одно из полированного серебра, а другое из обсидиана, – с креслами и диванами для отдыха, подставками для ног, пухлыми подушками тут и там, толстым персидским ковром на полу. Все было роскошным и дорогим – кроме закопченной иконы Богоматери Троеручицы, которой и пыталась между всхлипываниями молиться женщина.

      Вожников подошел к ней сзади, взял ладонями за плечи, ткнулся губами в затылок, шепнул:

      – Я тебя все равно люблю…

      Княгиня всхлипнула громче.

      – Хорошо, я попробую говорить все, что о тебе думаю. О том, что ты самая красивая. Что у тебя высокая грудь. Что прекрасная фигура…

      На этом Вожников и иссяк. Сочинение комплиментов никогда не было его сильной стороной. Он больше привык не языком трепать, а руками работать. И рассчитать прочность несущих балок для навеса ему было куда проще, нежели хвалить носик или ушки девушки. Что может сказать о щеках нормальный человек? Ну, розовые. Ну, красивые. А что еще? Что большие? Или маленькие?

      Нет, это уже что-то не то…

      В наступившей тишине послышался шорох в соседней светелке. Егор, отпустив жену, подкрался к дверце, распахнул…

      – Ах ты, гаденыш! – схватив боярина за грудки, выволок его на свет Вожников.

      – Княжич Пересвет… Слуга верный… – торопливо пробормотал тот.

      – Неважно, – замахнулся Егор.

      Мальчишка,