Сивилла. Флора Рита Шрайбер

выглядеть таковой. Но теперь она, похоже, сжималась, вдавливалась в себя.

      Голос тоже был совсем иным – детским, непохожим на голос Сивиллы. Однако этот голос маленькой девочки, осуждая мужчин, произносил слова женщины: «Все мужчины одинаковы. Вааще им нельзя верить. Точно нельзя». И это словечко «вааще». Сивилла, образцовая школьная учительница, выражавшаяся грамматически правильно, никогда в жизни не использовала бы такого слова.

      У доктора складывалось отчетливое впечатление, что она разговаривает с кем-то гораздо моложе Сивиллы. Но это осуждение мужчин? Тут уверенности не было. Она решила, что пора взять ситуацию в свои руки:

      – Кто ты?

      – А вы что, не можете отличить? – последовал ответ, сопровождаемый решительным, независимым вскидыванием головы. – Я – Пегги.

      Доктор не ответила, и Пегги продолжила:

      – Мы не похожи. Вы же видите. Вы отличаете.

      Когда доктор спросила ее фамилию, Пегги легко ответила:

      – Я зову себя Дорсетт, а иногда – Болдуин. На самом деле я – Пегги Болдуин.

      – Расскажи мне что-нибудь о себе, – предложила доктор.

      – Ладно, – согласилась Пегги. – Вы хотите послушать, как я рисую? Я люблю рисовать черно-белым. Я рисую углем и карандашом. Я пишу красками мало и не так хорошо, как Сивилла.

      Доктор выждала мгновение, а затем продолжила:

      – А кто такая Сивилла?

      Доктор ждала, и Пегги ответила:

      – Сивилла? Ну, это другая девочка.

      – Понимаю, – ответила доктор. Потом она спросила: – А где ты живешь?

      – Я живу с Сивиллой, но мой дом, как я сказала, в Уиллоу-Корнерсе, – ответила Пегги.

      – Миссис Дорсетт была твоей матерью? – спросила доктор.

      – Нет, нет! – Пегги отстранилась, стараясь прикрыться маленькой подушкой. – Миссис Дорсетт не моя мать!

      – Все хорошо, – успокаивающе сказала доктор. – Я просто спросила.

      Неожиданно что-то изменилось. Пегги встала с кушетки и пошла через комнату теми же быстрыми размашистыми шагами, которыми раньше она двинулась к окну. Доктор последовала за ней. Но тут Пегги исчезла. На небольшом стуле красного дерева возле стола сидела школьная учительница со Среднего Запада – Сивилла. На этот раз доктор заметила разницу.

      – Что делает на полу моя сумочка? – пробормотала Сивилла. Она наклонилась и медленно, тщательно собрала разбросанное по полу содержимое сумочки. – Это сделала я, да? – спросила она, указывая на окно. – Я заплачу за это. Я заплачу за это. Я заплачу. – Наконец она прошептала: – А где письма?

      – Вы разорвали их и выбросили в мусорную корзину, – ответила доктор с нарочитым спокойствием.

      – Я? – переспросила Сивилла.

      – Вы. Давайте обсудим случившееся.

      – Да что здесь обсуждать? – подавленно заметила Сивилла. Она разорвала письма и разбила окно, но не знала, когда, как и почему это сделала. Она склонилась к мусорной корзине и поворошила обрывки писем.

      – Значит, вы не помните? – мягко спросила доктор.

      Сивилла