Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих. Наталья Горбачева

ты не утонула? – услышала я совсем близко Валин голос и только тогда стала одеваться. Полотенце не понадобилось, вода на теле сама как-то высохла.

      – Выхожу…

      – Ну и как? – заглянула она внутрь загородки.

      – Прекрасно! – вскрикнула я. – Прекрасно, прекрасно-распрекрасно! Слава Богу!

      – Знаешь, ты такая хорошенькая, розовая вся, прям реклама Православию. Пожалуй, тоже купнусь! Не уходи, я одна боюсь, – сказала Валя и стала раздеваться…

      К джипу мы подошли обе радостные и, наверно, розовые, даже в темноте Тома не могла не заметить этого.

      – Водяной не утянул? – мрачновато спросила она. – Чего лыбитесь?

      – Серафим по мешку счастья нам выдал, – ответила Валя, садясь на свое место за рулем. – А тебе только привет передал.

      – Злые вы! А ведь это я вас сюда позвала…

      – А давай мы ее тоже кунем! – подмигнула мне Валя и завела мотор.

      В минуту мы доехали до источника. Валя вышла из машины, открыла заднюю дверцу, схватила томину руку и потянула на себя.

      – Да не надо… – сопротивлялась я мощному порыву Вали. – Глянь, Тома совсем расклеилась.

      – Вот мы ее и исцелим… Выходи, говорят тебе.

      – Нет, так нельзя, – не совсем уверенно говорила я.

      – Если нельзя, но очень хочется, значит можно, – не отступала Валя.

      Томино сопротивление не было стойким, что-то в ней изменилось. Мы затащили ее в купальню; перед этим она попросила направить включенные фары на купальню, сильно стемнело. Свет через широкие щели действительно проникал за загородку, но удивительно: так светло не могло быть только от фар… Еще какой-то другой свет озарял пространство.

      Мы быстро раздели ее и, придерживая с двух сторон за руки, помогли опуститься в святой источник. Прозвучали три всплеска воды, прогремевшие, казалось, на всё затихшее Дивеево. «Мешок счастья» был выдан и Томе.

      Когда расселись по своим местам в машине, несколько минут все трое не могли побороть какую-то веселую радость, вспоминая свои страхи перед ледяной водой. Потом Валя сказала:

      – А теперь делайте что хотите. Мне надо час поспать.

      – Пойду на службу, – обрадовалась я.

      – Я с тобой, – поспешила сказать Тома.

      – Может, тебе лучше в машине погреться? – засомневалась я. – Просохни, смотри, голова совсем мокрая.

      – Я выздоровела, – сама себе не веря, проговорила Тома. – Правда… Нет, правда!

      – Вот свечку и поставь, – отозвалась Валя. – Идите уже!

      Я вошла в собор, точно попала в рай. Рай – это ведь не «ястие и питие»[6], а словами невыразимая на душе радость. Тонко звучали молитвенные девичьи голоса хора, пылали многочисленные свечи, пахло ладаном, веяло сладким душистым ароматом оранжерейных цветов, стоявших у раки преподобного.

      Тома повела себя загадочно: увидев при входе большой, в рост, портрет-икону старца Серафима Саровского в белом одеянии и большим крестом на груди, вдруг вскрикнула, даже руками

6

«Ибо Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе». (Рим. 14:17).