Пять баксов для доктора Брауна. Книга 3. М. Р. Маллоу

этих слов не произносить.

      – Но ведь можно другое, – М.Р. вдруг осенило. – Как же тебе-то в голову не пришло, это ведь так по-твоему! Смотри, очень просто: мы, может, и не знаем, чего хотим, это правда, но чего не хотим, мы-то ведь знаем, верно?

      Джейк чуть со стула не грохнулся.

      – Верно, – сказал он. – Верно, сто футов ржавой якорной цепи тебе в корму!

      И компаньоны, вытащив блокнот, моментально составили список вещей, которых им бы не хотелось. Вот что входило в этот список:

      Пункт последний особо оговорил М.Р. Маллоу. Он вывел последнюю букву и поставил точку. Когда он поднял голову, то встретился с прищуренными глазами компаньона.

      – Эх, мы! – засмеялся Д.Э. Саммерс. – Самое время покупать электрические пластины – для освежения памяти!

      И он быстро написал:

      М.Р. долго хлопал ресницами, глядя на эти слова.

      – Где я это уже читал? – спросил он.

      – И слушать рэгтайм, – продолжал Джейк, – и петь в ванной, и завтракать в постели с книгой. А на завтрак – пломбир.

      Компаньон все еще моргал, и он прибавил:

      – Ну, положим, на завтрак я бы теперь предпочел, скорее, кусок мяса. Но и от пломбира не откажусь. Так что не знаю, как вы, сэр, а у меня все в силе.

      – Ах ты черт! – прошептал М.Р. Маллоу. – Сколько же прошло лет? Пять?

      – Четыре.

      – Ой! – вскочил вдруг Дюк. – Мама!

      – Чего? Какая мама? – не понял Джейк.

      И помрачнел. Миссис Маллоу ничего не слышала о своем приемном сыне с самого Сан-Франциско. Сначала ей не могли сказать про бордель, затем – про ясновидение и дамского Меркурия, и, уж конечно, про Джулию Дей и унизительную процедуру с дегтем, которой подвергли двоих джентльменов, когда правда вылезла наружу. Она ведь могла об этом читать, или, что еще хуже, узнать у кого-нибудь из знакомых. Затем ей ничего не сообщили о “Музее-аукционе “Знаменательные вещи”, о своих фармацевтических экспериментах, и о брошюрах “Как получить предложение руки сердца” – и так далее. Дюк часто думал, что можно было бы соврать только наполовину, сказав, что, мол, журналист – но тогда мачеха неминуемо захотела бы что-нибудь прочесть. А это… Словом, ее трудный пасынок предпочел молчать обо всем, и сам не заметил, как прошло столько времени.

      – К Рождеству, – решительно сказал он, – я напишу ей что-нибудь такое, в чем не стыдно будет признаться. Как, черт возьми, хорошо некоторым быть для своих паршивой овцой!

      Паршивая овца долго курила.

      – Да, – сказала она, наконец, – не позднее, чем к Рождеству нужно будет ей написать.

      С этими словами Д.Э. Саммерс обернулся. Его уже некоторое время раздражал шум. Столик компаньонов стоял в дальнем углу, и оба не особенно любопытствовали, чем заняты посетители. А посетителей явно занимало что-то интересное. Что-то, что происходило у стойки, и из-за чего там собралась плотная толпа.

      Человек лежал на полу, поджав ноги и закрывая локтями голову. Двое мужчин, один сухощавый, похожий на