Чудовище (сборник). Ярослав Астахов

в ту же секунду дверь поддалась удару и распахнулась, и бухнула ручкой в стену.

      И Этот вышел.

      Он представлял собой словно бы неподвижный рой мелких и стальных блесток. Он был прозрачен, и тем не менее никаким образом не возникало сомнений в его реальности.

      Костя видел, как Этот медленно поворачивает голову, осматриваясь… взгляд Этого схватил Костю и более уже не отпускал ни на миг.

      Двигаясь очень медленно, Этот переместился так, чтобы оказаться между Костей и выходом из комнаты. И пошел на Костю.

      – Буба! – закричал Костя. – Помоги! Меня убивают!

      И сразу же застучал в стенку этот идиот сосед инвалид.

      И Буба появился из воздуха. И отпрянул, взглянув на Этого. Но после все-таки неуверенно встал между ним и Костей и произнес, обращаясь к Этому:

      – Ну ты… чего?.. чего?!

      Но Этот продолжал приближаться, как будто вовсе не видя Бубу.

      Так неужели он ограниченный? – вдруг совершенно некстати и очень глупо подумал об Этом Костя.

      Буба осторожно протянул руку, чтобы оттолкнуть Этого, и Этот молниеносно перехватил ее за запястье.

      А дальше произошло неожиданное. Вдруг Буба начал весь как-то словно бы выцветать. Потом через него стали сквозить обои стены, он делался все более прозрачным с каждой секундой. А Этот наоборот переставал быть прозрачным и наливался все более внутри пространства между стальными блестками серым… черным, какое разбухает и расправляется в сумерках по углам… и, наконец, – бездонной антрацитовой тьмой.

      Буба канул.

      Левая рука Этого, которая только что удерживала запястье Бубы, протягивалась теперь к лицу Кости.

      Костя оцепенел и замер. Он был не в состоянии шевельнуться. Он чувствовал, что его будто бы

      (нет! нет! нет! – не «будто бы» а на самом деле!!!)

      уносит, все быстрее закручивая в какую-то бесконечную воронку.

      Костя терял сознание.

      И в этом для него бы не было ничего особенно нового, если бы… если бы одновременно с сознанием Константин не терял – в этот раз – и душу.

      …Костя посмотрел в треснутое засиженное мухами зеркало и не узнал себя.

      Что было не удивительно, потому что это и не был он. На самом деле это был Этот. Он только маскировался Костей для своих целей.

      Зрачки того, который смотрел из зеркала, были предельно сужены и совершенно пусты, и полнились кружащею тьмой, и точно таким же пустым и черным было его сознание.

      Там не было никаких мыслей, за исключением стерильно-функциональных. Сознание само себе задавало насущные практические вопросы и выдавало на них немедленно четкие, исчерпывающие ответы.

      – Зарезать Жору?

      – Нет. Ерунда. Он много с собой не носит. У него такой почерк. Хватит на один раз. Ну на два. А потом?

      – Может быть, тогда маму? Она легко к себе пустит.

      – Нет смысла. Ведь она же все пропила.

      – Тогда остается Анечка. Живет одна. Легко пустит. У нее обручальное кольцо