Марки. Филателистическая повесть. Книга 2. Георгий Турьянский

орький вечером после ужина, когда обо всём на свете было уже переговорено, а чай с малиновым вареньем выпит, – вы, я знаю, человек, ставящий под сомнение любое наблюдение. Тем не менее, не показалось ли вам, что сегодня ночью в доме академика Павлова Ивана Петровича дико выла собака?

      – Я тоже обратил внимание, дорогой друг, – отозвался Попов. – Академик Павлов наш с вами сосед, с ближайшей марки, с той же самой страницы. Мне кажется, нам следует немедленно отправится в дом Павлова и посмотреть, всё ли в порядке у нашего всеми забытого одинокого соседа. Так велит нам не только наш христианский долг, но и элементарное здравомыслие.

      Друзья так и поступили, как задумали. Должно быть, читатели помнят: в альбоме изображения марок могли преспокойно перемещаться по странице. Вот только в другие времена и страны им случалось попадать лишь три дня в году, на Рождество. К счастью, академик Павлов жил на той же самой странице, что и Горький с Поповым. К нему, стало быть, можно заходить, когда вздумается. Однако, с возрастом характер старого учёного стал неумолимо портиться. И некогда знаменитый, окружённый учениками и почитателями учёный влачил в старом альбоме одинокое существование. Как и прежде, он писал научные трактаты и ставил физиологические опыты. Но теперь под сенью старого деревянного дома уже много лет, как поселились забвение и тишина.

      Наши герои быстрым шагом подошли к марке, благо дорога была недалёкой, и постучались в деревянную дверь. Им никто не ответил. Пришлось войти без приглашения. В доме царил беспорядок, на полу и на стульях валялись личные вещи академика, вытряхнутые кем-то из шкафов, здесь же можно было обнаружить и рукописи хозяина дома. Впечатление было такое, будто в доме устроили погром и что-то искали. Ни малейших следов Павлова найти не удалось. Он исчез вместе со своими похитителями.

      – Не думаю, чтобы нашего уважаемого Ивана Петровича увели на другие страницы, – заметил Попов. – Следовательно, он где-то здесь, неподалёку. И это вселяет в меня оптимизм.

      Умение трезво рассуждать и после продолжительной болезни не оставило уважаемого профессора. Как хорошо, что он снова в добром здравии и делает столь ценные замечания, касательно случившегося.

      – Оптимизм-то оптимизмом, только где же его искать? – почесал затылок пролетарский писатель.

      – Неприятности сами находят Ивана Петровича Павлова. В Америке, куда он ездил по приглашению тамошних учёных, его ограбили дважды, – заметил Попов.

      – Может, опять на него напали?

      – Резонно. Придётся нам с вами, дорогой Буревестник, как в старые добрые времена, взяться за расследование. Иного выбора у нас просто нет.

      Из записок Алексея Максимовича Горького

      Жилище Павлова носило явные следы борьбы. Постельное бельё и одежда, книги и черновики рукописей, буквально всё казалось разбросанным в беспорядке.

      – На пьяную разборку похоже.

      – Боюсь, мы имеем дело с похищением, – сказал мой друг.

      – Раскрутим и это дельце, – согласно кивнул я.

      – Следов борьбы много, а крови нет. Его куда-то увели.

      Вдруг мне показалось, что за небольшой подозрительной дверцей журчит вода. Я зажмурился и одним рывком распахнул дверь. Там была уборная. Журчал бачок.

      – Трогать руками ничего не стоит, – послышался голос Попова.

      На всякий случай я решил простучать стены костяшками пальцев. Ни малейшей зацепки.

      – Что же теперь делать? – размышлял я вслух.

      – Прежде всего, не станем поддаваться панике. Мне кажется, одна спасительная идея у меня уже есть.

      С этими словами Попов осмотрел стол, усыпанный крошками хлеба. На давно не стиранной скатерти лежало несколько вилок, ножей, тарелок. Стояла супница с недоеденным супом и солонка. Профессор засунул нос в супницу и скорчил гримасу. Я проделал то же и сделал замечание:

      – Трупный запах отсутствует.

      – Вам придётся помочь мне, Алексей Максимович. Не сочтите за труд взять скатерть, как я, за оба края, и снимем её со стола.

      Мы отнесли посуду и сложили её возле двери. Я привык доверять Попову, поэтому часто наша совместная работа спорится, как нельзя лучше.

      – Дорогой Буревестник, возьмите теперь с пола и из серванта оставшиеся приборы. Они могут нам понадобиться. Только берите их крайне осторожно, чтобы не повредить отпечатков пальцев.

      Я молча выполнил и это указание.

      – Неужели Ивана Петровича взяли в качестве заложника? – спросил я.

      – Примем эту вашу версию в качестве рабочей, – отозвался Попов.

      И тут же задал мне загадку в своём стиле:

      – Как вы думаете, Буревестник, мыл ли академик за собой тарелки?

      – Что за вопрос? – ответил я. – Нисколько в этом не сомневаюсь.

      – Вот и я тоже так думаю, хотя не так категоричен в своих предположениях, как вы.

      – То есть?

      – То есть, в пылу борьбы можно и не успеть помыть посуду, – кивнул Попов в направлении