Мистер Убийца. Дин Кунц

и из уст его вырывается высокий нечленораздельный и тоскливый звук.

      Он съезжает с улицы на автостоянку перед итальянским рестораном. Тяжело обмякает на сиденье. Часто вдыхает воздух мелкими глотками. Дышит судорожно и с трудом.

      Опустошенность. Он боится ее.

      Вот она, пришла и вселилась в него.

      И он чувствует себя так, будто внутри его пусто, он полый. Будто его выдули из тончайшего хрупкого стекла, и он немногим более материален, чем призрак.

      В такие моменты ему просто необходимо зеркало, ибо это то немногое, что может подтвердить факт его существования.

      Зеленые и красные огни неоновой рекламы ресторана освещают салон «Форда». Он наклоняется и смотрит на себя в зеркало заднего обзора. На мертвенно-бледном лице двумя темно-красными огнями горят глаза, и кажется, что огонь этот исходит изнутри.

      Сегодня его отражение в зеркале не умеряет тревоги. Он чувствует себя менее реальным, чем когда-либо. И кажется ему, что сделай он выдох в последний раз – и жалкие остатки его субстанции навсегда покинут его.

      Слезы застилают глаза. Он подавлен и раздавлен одиночеством и бессмысленностью своей жизни.

      Он наклоняется вперед, кладет голову на руль и начинает рыдать, как ребенок.

      Он не знает своего имени, знает только, какими именами он будет пользоваться в Канзас-Сити. Он так хочет иметь свое, настоящее, а не фальшивое имя. У него нет семьи, нет друзей, нет дома. Он не может вспомнить, кто дал ему это задание, а также все те задания, которые он выполнял раньше. Он также не знает, зачем его жертвы должны умереть. Невероятно, но у него нет ни малейшего представления о том, кто ему платит. Он не помнит, откуда в его кошельке деньги и где он приобрел свою одежду.

      Если брать глубже, то он вообще не знает, кто он. Он не помнит себя никем другим, кроме убийцы. У него нет никаких политических и религиозных убеждений, никаких убеждений вообще. Иногда он старается разобраться в том, что происходит в мире, но выясняется, что он не в состоянии удержать в памяти то, что он читает в газетах; он не может сосредоточить внимание на телевизионных новостях. Он интеллигентен и тем не менее позволяет себе – или это ему позволяют другие – удовлетворять только свои физические потребности: есть, заниматься любовью, испытывать необыкновенное оживление и радость от человекоубийства. Большая область его сознания остается нетронутой.

      Он сидит так какое-то время в свете зеленого и красного неона.

      Слезы высохли. Постепенно унимается дрожь.

      Скоро он будет в полном порядке. Жизнь вернется в обычную колею. Вернется его целенаправленность и самообладание.

      С поразительной скоростью он поднимается из глубин отчаяния. Удивительно, с какой готовностью он рад продолжить свое задание. Иногда ему кажется, что его действия запрограммированы, что им управляют, как каким-то дебилом или роботом.

      С другой стороны, что ему еще остается делать, как не продолжать то, что он делал всегда? Ведь то существование, которое он влачит, является