Клятва королевы. К. У. Гортнер

устремился вперед. Меня бросило на его изогнутую шею, и я инстинктивно ухватилась за гриву, приподнялась в седле и напрягла бедра. Конь удовлетворенно фыркнул, пустился в галоп, промчался мимо Альфонсо, подняв вихрь коричневато-желтой пыли.

      – Dios mío![8] – услышала я возглас принца.

      Краем глаза заметила Беатрис, которая спешила за мной, крича моему брату и ошеломленному дону Чакону:

      – Кто там что говорил про годы опыта?

      Я расхохоталась.

      Изумительное чувство, сравнимое, пожалуй, лишь с ощущением полета – когда можешь оставить позади классную комнату и учебу, холодные булыжники замка и бесконечные корзины со штопкой, постоянные пересуды насчет денег и переменчивого здоровья матери, когда чувствуешь себя полностью свободной, наслаждаясь скоростью скачки и пейзажами Кастилии.

      Я, тяжело дыша, остановилась на гребне горы, что поднимался над равниной, мой чепчик для верховой езды свисал на ленточках за спиной, а светло-золотистые волосы рассыпались по плечам. Соскользнув с Канелы, я погладила его по взмыленной шее, и он ткнулся мордой мне в ладонь, а затем принялся щипать хрупкие веточки с кустов, что росли среди камней. Я присела на груду оных, посмотрела на приближающуюся Беатрис. Когда она остановилась, раскрасневшись от усилий, я заметила:

      – И все-таки ты права. Нам и впрямь требуется опыт.

      – Опыт! – выдохнула она, спрыгивая с лошади. – Ты хоть понимаешь, что мы только что оставили его высочество и Чакона позади в облаке пыли?

      Я улыбнулась:

      – Беатрис де Бобадилья, ты, похоже, готова оспорить что угодно.

      Она уперла руки в бока:

      – Дабы доказать, что мы чего-то стоим, – да. Если не мы, то кто?

      – Значит, желаешь доказать нашу силу, – сказала я. – Гм… объясни-ка.

      Беатрис плюхнулась рядом со мной, взглянула на заходящее солнце. В это время года в Кастилии светило опускалось медленно, позволяя насладиться захватывающим зрелищем окаймленных золотистой бахромой облаков и красно-фиолетового неба. Зарождающийся вечерний ветер шевелил спутанные черные волосы Беатрис; взор выразительных глаз, в которых читалась каждая ее мысль, стал тоскливо-задумчивым.

      – Я хочу доказать, что мы ничем не хуже любого мужчины и потому должны обладать теми же правами.

      Я нахмурилась:

      – А нам-то это зачем?

      – Чтобы жить как захотим и не извиняться за это – точно так же, как его высочество.

      – Альфонсо не волен делать все, что ему вздумается. – Я поправила чепчик, заткнула ленты под корсаж. – На самом деле он вовсе не столь свободен, как кажется. Если не считать сегодняшнего дня, я почти его не вижу – он постоянно занят упражнениями с мечом, стрельбой из лука и фехтованием, не говоря уже об учебе. Он принц, и у него почти нет времени.

      Беатрис хмуро взглянула на меня:

      – Да, это тебе не шитье, взбивание масла или выпас овец. Будь у нас возможность жить мужской жизнью, могли бы путешествовать

8

О господи! (исп.)