Лагерь ужасов. Мария Некрасова

что на рев еще не сбежались воспитатели, значит, мы успели к самому началу. Вечно мелкоте неймется!

      Кит подскочил к парочке первым и тряхнул малявку за шиворот:

      – Так! Быстро отдал ему банку!

      При слове «банка» Егор нервно обернулся и вопросительно глянул на нас типа: «Где?» Отчего-то мне всегда неловко смотреть ему в глаза. Я быстро уставился на мелкого, будто он меня очень интересует.

      – Уже! – Мелкий всхлипнул и поднял физиономию, украшенную здоровенным фингалом.

      – Черт… Где болит, говори. Руки-ноги гнутся? Пошевели пальцами…

      Мелкий опасливо косился на Кита, украшенного синяками, но сопротивления не оказывал. Только всхлипывал, размазывая по лицу грязь, похоже, Егор успел его и в земле повалять.

      – Тебя мама учила не связываться с придурками? – спрашиваю.

      Егор не расслышал меня, потому что опять заревел, как сто бизонов, а малолетка неоригинально ляпнул:

      – Я пошутил.

      – Ну и дурак. – Кит подтолкнул его в спину. – Получил, пойдем теперь к медсестре сдаваться. Только быстро.

      – Я сам. – Мелкий вырвался и дал стрекача, будто боялся, что Егор или мы побежим догонять. Бежал он в правильном направлении, так что все нормально.

      Егор стоял к нам спиной и выл, прижимая к себе пакет с драгоценными своими банками. Обычными металлическими из-под всякой там кока-колы. Они у него всегда с собой в этом замусоленном пакете с порванной ручкой, завязанной узлом. Егор даже спит, говорят, с пакетом в обнимку. Что с него, дурачка, взять! Где он эти банки находит в лагере, который день и ночь убирают тучные стада техничек, – загадка. Подозреваю, что он так и приехал со своим пакетом. Однажды, когда мы пошли купаться с его группой, Егор чуть не погиб из-за такой вот банки. Увидел на дне и пытался достать, пока трусы за корягу не зацепились. Ревел потом, потому что так и не достал. Уходить не хотел, еле уволокли.

      Киту нравится думать, что Егор эти банки сдает. Так хоть какая-то польза есть, а значит – и какая-то логика в Егоркином поведении. Но это все Китовый трусливый оптимизм. Мне, может, тоже хочется думать, что все инвалиды в метро вечером расправляют подогнутые ноги и едут домой ужинать. А вот чтобы Егор добровольно отдал кому-то банку, даже за деньги, я себе не представляю. Это не заработок, это страсть. Ненормальная, больная, как все страсти. Только еще и дурацкая. Так-то Егор хороший парень, добрый, если святое не трогать. Но угадайте, какое любимое развлечение у малышни в лагере и за что получил конкретно тот пацан?

      – Злобный карлик! – Кит сплюнул мелкому вслед, а Егор успокоился, как по команде, и разулыбался нам:

      – Вы купались?

      – А? Черт, волосы-то мокрые! – Кит зло потянул себя за челку и выжал на нос пару капель.

      – Нет, – говорю. – Вспотели просто, бегали. В столовку с нами пойдешь?

      Егор покачал головой и ушел, брякая своими банками. Призывать его к порядку, говорить: «Думай иногда, кого бьешь», – было бы глупо. Егор старше нас, а читает по слогам.

      Кит толкнул дверь, и я не услышал привычного столовского гвалта,