Дочери моря. Люси. Кэтрин Ласки

а Присцилла не смогла по условиям наследования поместья Бэнкрофтов.

      Многие годы Марджори и Присцилла оставались верными подругами. Присцилла время от времени давала им немного денег и никогда не забывала гостинец Люси.

      Но всё же Марджори была рада переехать в Нью-Йорк, когда Стивена пригласили стать проповедником в церкви Святого Луки. Несмотря на дружбу с Присциллой, они по-прежнему были в Балтиморе никем, ведь у южан долгая память. И хотя поколение сменилось, она и её овдовевшая мать были не более чем «приживалками». Немного выше, чем прислуга, но те же попрошайки без роду и племени.

      Поэтому Марджори и Стивен переехали в Нью-Йорк спустя пять лет после свадьбы и начали жизнь с чистого листа. Она могла рассказывать о своей дорогой подруге Присцилле Бэнкрофт Деврис, но не вдаваясь в делали, за исключением тех случаев, когда хотела приукрасить их. Жители Нью-Йорка не так сильно интересовались генеалогией, как южане.

      Когда Стивен предложил ей удочерить Люси, у Марджори было всего одно условие: никто не должен знать, что их дочь – приёмная. Даже Присцилла. Она хотела избежать «обстоятельств», которые могли бы помешать Люси вступить в блестящий брак. Ведь теперь наконец-то представился шанс оказаться на одном острове с богатейшими семьями Америки. Там будет не так, как в Нью-Йорке. Приход церкви Святого Луки был вполне респектабельным, но его ранг был отчасти ослаблен расположением вдали от делового центра. Однако это был своеобразный трамплин к должности епископа, как и Бар-Харбор послужит трамплином перспективного замужества Люси. И им больше не придётся отсиживаться на задворках. Отныне они будут в самой гуще общества.

      3. На грани

      До Бриджпорта вода была видна лишь урывками, но теперь обзор стал лучше, особенно когда они въехали в Род-Айленд. Люси не отрываясь глядела в окно, охваченная неведомыми раньше чувствами. Это была не обычная поездка на поезде. Когда она смотрела в окно, девушка видела не просто береговую линию, простиравшуюся перед ней, а грань, за которую была готова ступить немедленно. Грань эта словно бросала Люси вызов или, может быть, манила её?

      Люси сидела напротив матери и отца. Поезд следовал по маршруту Нью-Йорк – Нью-Хей-вен – Хартфорд. Сквозь какофонию колёс иногда пробивался стук маминых спиц для вязания. Отец просматривал старые проповеди, во всяком случае она так думала, пока он не поднял голову:

      – Марджори, у Олторпов несомненно есть дом в Бар-Харборе.

      – Правда, дорогой? Олторпы из центра или те, что с окраины?

      – Из центра. Эдвард и Фелисити из нашей конгрегации.

      – Да? Вот бы не подумала, что у них достаточно средств.

      – Я тоже. Но здесь написано, что они члены теннисного клуба.

      – О, Люси, я так надеюсь, что ты походишь на уроки тенниса. – Марджори всплеснула руками, и вязание упало ей на колени. – Люси, ты меня слушаешь?

      – А? – Девушка не отрывала глаз от серо-зелёной воды залива.

      – О, Люси, не говори «а», это так вульгарно.

      – Прости,