Виноваты звезды. Джон Грин

очень хочется знать.

      И если когда-нибудь Вы все же решите написать что-то еще, даже без намерения опубликовать, я бы очень хотела это прочесть. Клянусь, я готова читать даже Ваши списки покупок.

      С безмерным восхищением

Хейзел Грейс Ланкастер (16 лет).

      Отослав письмо, я снова позвонила Огастусу, и мы до ночи говорили о «Царском недуге». Я прочла ему стих Эмили Дикинсон, строку из которого ван Хутен взял в качестве названия для романа[4], и Огастус сказал, что у меня хороший голос для декламации и я недолго останавливаюсь в конце строк, а потом добавил, что шестая книга из серии «Цена рассвета» – «Утверждено кровью» – тоже начинается со стиха. Минуту он искал книгу и наконец прочел:

      – Признайся, жизнь не удалась: / Ведь ты не можешь вспомнить, / Когда в последний раз / Поцеловал кого-нить.

      – Неплохо, – сказала я. – Но слегка претенциозно. Надеюсь, Макс Мейхем назовет стишок «дерьмом для неженок».

      – Ага, сквозь стиснутые зубы. Слушай, Мейхем то и дело скрипит зубами! Он заработает себе синдром Костена[5], если выйдет живым из этой передряги. – И через секунду Гас спросил: – А ты когда в последний раз целовалась?

      Я задумалась. Мои поцелуи – все случились до диагноза – были слюнявыми и неловкими, с ощущением, что мы, дети, играем во взрослых. Но времени, конечно, прошло много.

      – И не вспомнить, – ответила я наконец. – А ты?

      – Я сорвал несколько хороших поцелуев с моей бывшей подружкой Каролин Мэтерс.

      – Сто лет назад?

      – Последний – менее чем год назад.

      – А что произошло?

      – Во время поцелуя?

      – Нет, у тебя с Каролин.

      – О, – сказал Гас. И через секунду ответил: – Каролин уже не страдает от пребывания в бренном теле.

      – О-о, – вырвалось у меня.

      – Да.

      – Прости, – быстро произнесла я.

      Я знаю много умерших, но никогда ни с одним не встречалась. Даже представить себе такого не могу.

      – Это не твоя вина, Хейзел Грейс. Все мы лишь побочные эффекты, верно?

      – «Колония морских рачков на грузовом судне сознания», – процитировала я «Царский недуг».

      – Ну ладно, – сказал он. – Пойду, пожалуй, спать. Уже час ночи.

      – Ладно, – согласилась я.

      – Ладно, – откликнулся он.

      Я засмеялась и еще раз сказала:

      – Ладно.

      И в трубке стало тихо, хотя он и не нажал отбой. Мне даже показалось, что он здесь, в моей комнате. Даже еще лучше: будто я не в моей комнате, а он не в своей, и мы где-то в другом месте, призрачном и эфемерном, которое можно посетить только по телефону.

      – Ладно, – сказал он спустя целую вечность. – Может, «ладно» станет нашим «всегда».

      – Ладно, – отозвалась я.

      И тогда Огастус наконец повесил трубку.

      Когда Огастус написал Питеру ван Хутену, то получил ответ от него уже через четыре часа. Мне же не пришло ничего и через

4

Название книги ван Хутена «Imperial Affliction» многозначно: его можно перевести как «Царский недуг» (аллюзия на редкое заболевание крови Анны), как «Царственная скорбь» или даже как «Высшее страдание».

5

Болезненный спазм жевательной мускулатуры.