Летний домик с бассейном. Герман Кох

долей его таланта. В сущности, это просто разбазаривание. Разбазаривание алкоголя, ясное дело. Но я так не говорю. И о других именах молчу. Об именах гениев, допившихся до смерти. В последний день своей жизни Дилан Томас вернулся после обеда к себе, в номер нью-йоркского отеля «Челси». «I’ve had eighteen straight whiskies, I think that is the record»[3], – сказал он жене. И потерял сознание. Вскрытие показало, что печень у него была вчетверо больше нормы. Молчу о Чарлзе Буковски, о Поле Гогене, о Дженис Джоплин. Все дело в том, кáк вы проживаете свою жизнь, говорю я. Тот, кто умеет наслаждаться жизнью, живет дольше, чем нытики, питающиеся исключительно растительной пищей и биойогуртом. Я рассказываю им о вегетарианцах со смертельными заболеваниями кишечника, о трезвенниках, которые, не дожив и до тридцати, умирают от остановки сердца, о фанатичных противниках курения, у которых слишком поздно обнаруживают рак легких. Посмотрите на страны Средиземноморья, говорю я. Там веками пьют вино, однако в целом народ здоровее, чем в наших краях. О некоторых странах и народах я умалчиваю сознательно. Не упоминаю о средней ожидаемой продолжительности жизни в России, где хлещут водку. Кто не живет, до старости не доживает, говорю я. Знаете, почему шотландцы не болеют гриппом? Нет? Так я вам расскажу… В этот миг новый пациент, считай, уже почти на крючке. Я называю по памяти марки виски – «Гленфиддик», «Гленкейрн», «Гленкадам» – и подхожу к ключевому моменту предварительной беседы: намекаю, что и сам люблю выпить рюмочку. Что я такой же, как они. Один из них. Не вполне, конечно. Я знаю свое место. Я не артист. Я всего лишь домашний врач. Но ценящий качество жизни выше, нежели на сто процентов здоровое тело.

      В моей практике есть одна женщина, бывший министр, которая весит сто пятьдесят килограммов. Бывший министр культуры, я обмениваюсь с ней рецептами. Хотя и не должен бы. Иногда мне совершенно нечем дышать, доктор, говорит она, с пыхтеньем плюхнувшись в кресло возле моего стола. Я прошу ее расстегнуть блузку и спустить с плеч, а сам вооружаюсь фонендоскопом. Звуки внутри жирного тела совсем не те, что внутри тела, где всем органам достаточно пространства. Все вынуждено работать интенсивнее. Вести войну за пространство. Причем заведомо безнадежную. Ведь жир повсюду. Органы в осаде, со всех сторон. Я прослушиваю фонендоскопом. Прослушиваю легкие, которым при каждом вдохе приходится расталкивать жир. Медленно выдохните, говорю я. И слышу, как жир возвращается на прежнее место. Сердце не стучит, а молотит. Работает с перегрузкой. Кровь нужно вовремя закачать во все уголки и закоулки тела. Но и сосуды окружены жиром. Теперь спокойно вдохните, говорю я. Жир упорствует. Двигается, конечно, когда легкие стремятся наполниться воздухом, но уже не освобождает захваченное пространство. Борьба идет за сотые доли миллиметра. Незаметно для невооруженного глаза жир переходит в наступление. Я перемещаю фонендоскоп на переднюю сторону

3

Я выпил восемнадцать порций чистого виски, думаю, это рекорд (англ.).