Крушение России. 1917. В. А. Никонов

причем даже в рядах собственной – кадетской – партии, не нашедшей нужным вообще упомянуть религиозные вопросы в своей программе. «Русское либеральное и революционное движение было, в общем и целом, безрелигиозно и даже враждебно христианству»[543], – констатировал бесспорный факт Сергей Аскольдов. А протоиерей Георгий Флоровский справедливо замечал: «Павших было больше, чем достигших. Немногие нашли себя в Церкви. Но слишком многие остались, захотели остаться вне. Иные кривыми путями, ушли в дурной опыт»[544].

      По убеждению Франка, в основе антирелигиозности основной массы российской интеллигенции лежало влияние западных атеистических, позитивистских и социалистических идей[545]. Симптоматично, что первый общедоступный русский перевод Евангелия появился позже, чем перевод «Капитала» Карла Маркса. Играло свою роль и сращивание церкви со столь нелюбимой интеллигенцией властью. Философ Николай Лосский так объяснял «внецерковность» тогдашней интеллигенции: «Отпадение от церкви обусловлено было отчасти ложною мыслью, будто догматическое содержание христианства не согласимо с научным миропониманием, но еще в большей степени виною охлаждения к церкви была нелепая политика правительства, стеснявшего свободное развитие религиозной жизни»[546]. Революционная и либеральная пропаганда (что часто было одним и тем же) акцентировала внимание не только на союзе церкви с самодержавным государством, – она не принимала церковь как социальный институт.

      Известный историк Сергей Мельгунов доказывал, что в полицейском государстве церковь «впитала в себя идеи старого режима и сделалась консервативной силой, охраняющей своим духовным авторитетом одряхлевшие устои общественной жизни. Она явилась врагом свободы и защитницей бесправия»[547]. Лидер кадетов Павел Милюков уверял, будто «вера была монополизирована официальным исповеданием», а «впереди самой господствующей церкви высшая бюрократия епископов, централизованная в Святейшем Синоде, порабощала «белое» духовенство, священников городских и сельских, церковную демократию»[548].

      Антицерковная агитация передовых общественных кругов все успешнее доходила до низов, особенно в городах. В рабочей среде атеизм просто входил в моду, подкрепляемый социалистической пропагандой о религии как опиуме народа. В армии офицерство, не отягощенное религиозностью, относилось к «божьему воинству» не без иронии, что не ускользало от внимания солдат. «Я не хочу обвинять огульно православное военное духовенство, – писал генерал Деникин. – Многие представители его проявили подвиги высокой доблести, мужества и самоотвержения. Но надо признать, что духовенству не удалось вызвать религиозного подъема среди войск. В этом, конечно, оно нисколько не виновато, ибо в мировой войне, в которую была вовлечена Россия, играли роль чрезвычайно сложные политические и экономические причины, и не было вовсе места для религиозного экстаза»

543

Аскольдов С.А. Религиозный смысл русской революции. С. 43.

544

Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 452.

545

Вехи. С. 183.

546

Лосский Н.О. Xарактер русского народа. М., 2005. С. 34.

547

Мельгунов С.П. Церковь и государство в переходное время. М., 1909. С. 8.

548

Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 2. М., 1990. С. 57.